В тазу лежала отрезанная голова собаки. Я подошел к краю балкона. Дотронулся до ржавых перил. Достал сигарету, прикурил.
Над крышами висело низкое серое небо. Собирался дождь.
Я курил, думая о том, что я делаю в этой вонючей дыре с наркоманами, жрущими собак.
Докурил. Огляделся. Бычок некуда было выбросить. Я швырнул его за балкон.
Вернулся в комнату.
Третий чувак, молчавший до этого, посмотрел на меня, потом по сторонам. У него были короткие рыжие волосы.
– Все, пиздец.
– Что пиздец? – спросил волосатый.
– Все. Больше жить не хочу.
– Ты точно уверен?
– Точно.
– Давай помогу.
Волосатый взял со стола нож и шахнул его по запястью. Кровь брызнула по всей кухне. Несколько капель попали мне на лицо.
– Ты что, охуел? – крикнул лысый.
Волосатый швырнул нож на стол. Кроме крови, на нем были прилипшие кусочки мяса.
Волосатый вышел из кухни. Шумер и лысый молча смотрели, как с руки рыжего на клеенку стола, прорезанную в нескольких местах, стекает кровь.
Я схватил с гвоздя полотенце. Перевязал ему руку.
– Телефон есть? Скорую надо вызвать!
– Есть, – сказал лысый. – Но он отключен. Таксофон на улице, если у тебя есть карта.
– Какой здесь номер дома и квартиры?
* * *
Я вытащил из таксофона карту с силуэтом Петропавловской крепости. Засунул ее в карман. Поднял голову. Посмотрел на низкое серое небо. Дождь так и не начался. Я вспомнил, что сегодня тридцать первое августа.
13
Оля
Я работала в книжном четвертый месяц. Мне здесь нравилось больше, чем в рок-магазине, хотя бы тем, что я могла читать любую книгу, и ничего не надо было покупать.
За день я прочитала тридцать страниц «Путешествия на край ночи», позвонила на радиостанции, на которые отнесла демо-запись «Литиума». На «Катюше» сказали, что еще не послушали, но послушают обязательно, а от других я вообще ничего не смогла добиться.
Вечером в магазине проходил творческий вечер московского поэта Ковалевского. Я о нем никогда не слышала, но современную поэзию я знаю плохо, так что неудивительно.
Примерно за полчаса до начала начали собираться люди – в основном, пожилые дядьки в мятых пиджаках. Две девушки чуть помладше меня – типичные студентки филфака – копались в книгах, уточняли цены, но так ничего и не купили.
Два деда, стоя прямо у кассы, пили коньяк, передавая друг другу бутылку. Один говорил:
– Мы были интеллектуальной элитой, мы помогли сбросить иго коммунистов. И чем нас, спрашивается, отблагодарили? Копеечной пенсией, на которую невозможно прожить? Нет, вы мне скажите, почему так? Мои книги издавались тиражами в сотни тысяч экземпляров, они есть в каждой районной, в каждой сельской библиотеке.
