— Зачем меня? — Леха обиделся. Переглянулся с братом: чего, мол, взъелся новенький? А. Володя вспомнил, как бородатый сидел в своей комнате, работал, никого не трогал. И чего хорошие люди уезжают?
— У него выставка была, — ни на кого не глядя, важно заметил Гога в кремовых штанах. — Отец говорит, приняли не очень. — Отец его журналист, не просто так.
— Значит, вам с отцом не понравилось? — едва заметно ухмыльнулся Алька. — Ну, будь здоров! — и протянул Гоге руку. — Привет папаше. — Гога обиделся, но руку подал. Алька всем по очереди пожал руки: — Бывайте, ребята. — Прежде никогда не прощались за руку. Но это было, конечно, упущением. — А ты, парень, сам не рисуешь? — вдруг спросил Алька Володю.
Володя опять покраснел. И насупился. Этот Алька ждал от него — не зря же его художник рисовал: а он не смог.
И Володя пошагал на свой третий этаж — десять ступенек — площадка, восемь ступенек — площадка, на перилах вырезанная ножиком стрела — тем еще самым первым ножом, который подарил папа. Обитая клеенкой дверь, вырван клок… Каждый день, каждый день видел, а теперь все это — будто давнее детство, где были когда-то лихие братья Кирюшкины, заносчивый Гога в кремовых штанах, где главное — смелая сила (а ну, дай, а ну, дай, э-э-э, струсил!). И смекалка (где лучше — в тени или на солнце? В тени? На! Сам просит — втяни. На солнце? На! Так дерутся японцы!).
А теперь рядом с силой и ловкостью встало что-то другое, и будто новый мальчишка Алька это «что-то» незаметно защитил и ободрил, а что это, Володя и сам не знал и потому все шел и шел медленно, вел рукой по перилам… А не как обычно — раз-раз — через ступеньку — вверх!
В кухне у окна тетя Лида, мамина сестра. Теперь, когда мама уехала в командировку в город Ереван, тетя Лида каждый вечер приходит «помогать мужчинам» — варить обед и мыть посуду. Но, как всегда, посуда стоит на окне, а тетя Лида у окна, будто ждет кого-то. Каждый сам по себе стоит.
— Это что у тебя за новый приятель — с папиросой? — спросила, не оглядываясь.
— Только сегодня приехал.
— Ты с ним не очень.
— Почему?
— Вот я поговорю с отцом.
— С его?
— Не нахальничай. С твоим.
И она остается ждать отца. Каждый день остается.
Володя и сам рассказал бы отцу. Тот понимает. Иногда даже понимает, когда Володя не говорит. Один раз прямо удивительно было. Приехали они осенью из деревни в Москву, и все в ней Володе не понравилось. Он только и думал про лес, про козу Дуню и про кнут с косичкой из конского волоса. Ему пастух сплел, а Володя позабыл в избе, на лавке. Ну, маленький еще был.
