— Что это — лежневка?
— Бревна положены по трясине, — вроде рельсов. Тяжелая дорога. Привез врача и увез, а мне и не показался. Чтоб я не благодарил. Не нужно ему это. Да… Так хороши люди — даже писать их не могу, — слаб я еще перед ними, маловат.
Художник затянулся и вдруг резко смял папиросу, быстро встал.
— Ну, будь! — крепко сжал руку. — Заходи. — И, обняв за плечи, провел через коридор.
Этажи, этажи, старые знакомые!
Имени просверленных зубов!
Имени сдобных булок!
Имени детского писка!
Имени каши, сгоревшей без пользы! —
Привет, этажи!
Теплые улицы
майского города,
Асфальт, ростками
травы распоротый.
Улицы, что переходят в
дорогу,
Дорога, идущая от порога,
Привет вам!
Люди!
Старухи, которые спешат за покупками,
Ладные девушки в узких юбках,
Читатели книг,
Футбольные болельщики —
Привет, люди!
Воскресный день подошел к вечеру, поостыл, стал мягче. И люди то метались, а теперь передвигались осмысленней.
— Ой, прости! — сказала какая-то тетка, налетев на Володю.
Заметила!
Его точно расколдовали. Он обрел место среди улиц! Среди улиц своего города. Пожалуйста, выбирай. Эта новая — светло упакованные дома с игрушечными — желтыми, красными, голубыми — балконами. А это — старый переулок, любой дом спроси, он, как хранитель музея, начнет рассказывать о былом — кто да что… И речка в каменных берегах — тоже, как и Володя, идет через город, через свой город, и город отражается в ней, определяет ее цвет и рисунок, ее холод и теплоту. И позванивает, позванивает над головой железными лепестками. (Вот ведь придумал как!) Город. Хорошо иметь свой город. Свои любимые улицы. Свой (подумать только!) парк. В Измайлове. Свой двор. (Володя не заметил, как ускорил шаги.)
И еще почему-то хорошо, когда тебя ждут и волнуются — не потерялся бы! Пусть даже сердятся.
Волнуются, между прочим, храбрые люди, которые воевали с первого до последнего. И еще о которых вот так говорят, как все равно о картинах: «Красива… очень красива…»
Володе показалось, что он долго бродил по свету и вот теперь возвращается, как блудный сын. (Он видел такую картину — сын этот старый, и отец почти такой же старый, и мать плачет в уголке.)
Володя даже глянул на себя в окно, как в зеркало: нет, еще нет бороды!
А двор был, как всегда. На зеленых лавочках, среди травы и цветов, сидели ошалевшие за день соседки.
— Охо-хо!..
— Да, не говори…
