Шапки круглые, бороды пригвоздили зудом.
Тоже ливорюценер… Только без порток находился, пока не образумился.
Пружиной вскинул осевшее тело. Цепко руками за изъеденный край стола.
— Ага!
И перевел дух.
— Прохвосты вы все до единого, коли так.
Хлебнул сухим ртом дымный воздух, — затуманило в голове. Алексей поддержал горящим взглядом глаза. Тверже себя почувствовал на задрожавших ногах от напористой кучи буденновок, истрепанных фронтовых шапок.
— Всегда вы были извергами! Кровь пили из нас, мелкоты! Работали на вас! И я тоже! А не захотел, и не понравилось? Сколько ты, Маняша, брюхом своим людей-то добрых заездил? В разор вогнал!
И, метнув взглядом на ощетинившийся рот, мышиный, алчный, понял, — не с ним нужно говорить. Оборвал. Повернулся к столу. Сталью зазвенел голос:
— Ребята! Делайте свое! Я в пятом годе был, работал у Прохорова, знаю. Сообча пойдем, все будет. А так, вразброд — ничего не получится, никакого результату, из батраков не выйдете.
И подлила силы поддержка:
— Верно, дед! Доказывай!
Крикнули сзади бабы:
— Им опять хочется хлебушек наш съесть!
— Куда мы одни?
А дед Борис, отхаркнувши перегоревшую злобу, мирно толковал. Спиной к бородам, злому гомону.
— Уж ежели все вместе, всем и поровну. Баба — в уборку, — мужики — на поле с лошадьми. Во-время все посеют… Да…
Нервно писали протокол. Под шум голосовали.
Алексей вставил:
— Кто не хочет — мы выделим на степь.
И когда закрылась книга, Борис услыхал:
— Ну, Алешка, не сносить тебе головы! Свое найдем!
А в самых сенях, на выходе Борис почувствовал на плечах сильную руку. И голос Игната — в ухо:
— А пожалуй, дядя, верно это ты.
И уж на улице, широко махнул Игнат руками. Обдал лучистым взмахом больших глаз в раме кустистой бороды.
— Великое это дело, сказать правду. Только не съютишь всех никак. Вот в чем весь секрет.
5.
За прудом белели постройки хутора, высилась красная крыша дворца — теперь совхоза. Парк — густой, со столетними вязами метнулся вниз по оврагу.
Солнце стояло на западе. Золотило окно дворца, белые постройки. Монотонно трепетали звонкие ручьи.
За ригу вышли вместе. Алексей ступал твердо, втискивал рыхлую насть стежки глубоко, по сборки сапог. Тени ложились сзади на снег ломкие, длинные. Одна — на голову выше. Дед Борис слушал сына, глядя вперед на потемневший лес, золотой щеткой врезавшийся в голубевшее небо! Рукой прижимал узелок с яблоками для Аксютки.
— Ты понимаешь, какая механика выйдет? Нас восемьдесят семей, их тридцать две. Чуешь? Большинство! Мы и можим на этом базироваться. Берем клин, вырезаем себе ближе к селу, а остальное — пожалте — ваше.
