— Время, — сказал он, — как уговорились в аккурат… — и, бегом к двери.
— Запаливай, дядя Митрий!..
— Э-ге, — отозвался Митрий.
— Ого-го-го, — загоготал он изнутри, — пошло рвать! — и выскочил из амбара.
Удалой, разбойной глядкой мигнул Кошкину:
— Теперь куды?
— Само собой — в город. Товарищ Решетилов, гляди, сейчас начнет…
* * *
Здание милиции.
Закрылись дневные глаза, открылись вечерние-серым толком нависли потемки.
Длинный стол завален обоймами и винтовками.
Бравый старшой, с красной ленточкой на шинели, нагнулся над ящиком с гнездами.
Вынет из гнезда рубчатую гранату, — подаст милиционеру:
— Следующий.
Шуман в синей, истертой рубашке — всюду, где нужен.
Приказывает точно, дельно, коротко. Добросовестный спец.
Мечутся ребята молодые, радостным задором закипевшие:
— Мы — восстали!
Решетилов в штатском, рабочий Федор в штатском.
Идет Решетилов к дверям, — вытягивается перед ним постовой, — боевое время, дисциплину знаю!
— Господин начальник, — козыряет вбежавший милиционер, — так что за городом пожар.
— Товарищ Шуман, — кличет Решетилов, — сигнал!
— Слушаю, — отвечает Шуман.
С топотом и лязганьем вываливается из помещения ударная труппа.
Прямо в глаза Шуману, в холодные, жестко-решительные, скорее взглядом, чем словом, Решетилов сказал:
— Счастливо, — и выстроившимся милиционерам негромко да горячо: — На военный городок идете, товарищи, за власть трудящихся!
Без уговору, молча, на караул вскинули.
Ушел Шуман, ушел в темноту отряд. Поредела цепь восставших. Словно на вокзал, что ли, проводя дорогого, вошел Решетилов в помещение.
Тащут кого-то. Непосредственно к Решетилову.
— Товарищ начальник, — вот, задержали…
Бледное лицо, заметавшиеся глаза, под распахнутой барнаулкой офицерский френч.
— Куда вы шли и откуда?
Молчит, дрожат змеящиеся губы…
— Сейчас скажешь, — тянет рабочий Федор, доставая револьвер.
— Ради бога… Я… шел домой… это не мой отряд…
— А чей? — перебивает Решетилов.
— Начальник гарнизона послал… я был против…
— Куда пошел отряд?
— В тюрьму…
Ткнул дулом револьвера Федор в откачнувшийся, по́том окапленный лоб.
— Сколько человек в отряде?
— Двадцать…
— А-а-а! — за голову схватился Решетилов. Федора за руку в сторону отдернул, зашептал: — У нас сейчас двадцать бойцов. Десять я беру, иду к тюрьме. Ты — тут, распоряжайся.
Схватил попавшийся короткий карабин, засовывая по карманам обоймы, к прижатому в углу пленнику:
— Ваша фамилия?
— И-ва-нов… — еле выговорил непослушный язык.
— Врет он, товарищ начальник, — вскинулся конвоир, — это из контр-разведки, поручик Бовин…
