— Как понимаю, ты остаешься, — напряженно произнес Маркус и впервые за вечер взглянул в глаза брата.
— У Валентина есть один неоплаченный должок, — ответил Кай и поднял взгляд на портрет, висящий над лестницей.
А Маркусу же осталось лишь молиться всем богам, потому что он хорошо знал этот горящий безумием взгляд…
Дождавшись ухода брата, Кай сорвал с груди раздражающие бинты и направился к дверям. Нечего было некоторым обитателям видеть разгуливающего на двух лапах огромного волка. Зато нужно обойти границы и удостовериться в том, что больше ни одного чужака нет. Но стоило ему взяться когтями за ручку двери, как до ушей дошел глухой стон, полный боли. Оборотень замер и, принюхавшись, почувствовал запах крови. Очередной стон, и альфа уже уверенно поднимается по лестнице. Стоит оказаться в коридоре, как запах усиливается, и теперь в нем чувствуется еще один. Сладковатый, пока еле ощутимый. Он ведет альфу и шевелит в груди смутно знакомую тревогу.
Повернув за угол, альфа вышел к спальне Алана. Лишь слово, произнесенное шепотом, и замок тихо щелкнул, впуская его внутрь. Одного взгляда хватило, чтобы понять, насколько тому сейчас было плохо. Вся комната пропиталась запахом крови и болезни. Мокрое полотенце лежало у подножья огромной постели, на которой сейчас в бреду извивался молодой мужчина. Еле укрытый тонкой простыней и не чувствующий того холода, который проникал через распахнутое настежь окно. Он совершенно не остужал пылающую кожу, покрытую капельками пота. Швы на ране разошлись и опять начали кровоточить. Кожа по краям распухла и начала синеть. В таком же состоянии была и рука, на которой красовался отвратительного вида порез от когтей. А температура с каждой минутой только поднималась.
Обматерив про себя глупого мальчишку всеми словами, оборотень осторожно коснулся кровоточащей икры и зашептал старинные слова. Похожие на шелест листьев, они полились легко и, золотистым светом сорвавшись с острых когтей, легли на рану. Гася боль и исцеляя ее. Только оставляя иллюзию. А тем временем большая лапа двинулась дальше. Касаясь еле-еле, поднимаясь вдоль линии крепких бедер и коснувшись живота, оставляя еле уловимый след на ребрах, рисуя узоры на впалом животе и накрывая горящее предплечье. С каждым прикосновением, каждым тихим словом бледность отступала с красивого лица. Оставляя на своем месте румянец на щеках и срывая облегченный вздох с искусанных алых губ. Смягчая заострившиеся черты лица и разглаживая складку между бровей.
