— Да не могу я трогать эту чертову развалину, — мрачно произнес Эдвард, — Блодхарт не мой.
— А разве он не принадлежит вашей семье? — удивленно спросил дизайнер и откинулся на плетеную спинку кресла.
— Это замок моего дяди, — пояснил брюнет, — и с ним связаны не самые радушные воспоминания. Я понимаю, что она хочет как лучше. Знаю, что Эри хотела сделать мне приятно. Но только не так.
— В любом случае, теперь она будет дуться, — насмешливо произнес дизайнер, — так что, готовься просить прощение. Иначе она тебе устроит.
— И не говори, — вздохнул брюнет и виновато произнес, — ты прости, что так получилось. Мы выплатим неустойку.
— Забей, — отмахнулся блондин, — я в отпуске и, пожалуй, задержусь-ка у вас на дня три, если вы, ребята, не против.
— Я буду тебе только благодарен, — горячо заверил его шотландец.
И никто из парней так и не заметил притаившуюся у дверей рыжеволосую девушку. А вот она слышала все и совершенно не собиралась сдаваться. Упрямо вздернув подбородок, она направилась в кабинет своего парня. Несмотря на ветреный характер, она была слишком упряма. И сейчас было глупо отступать. И дело даже не в принципе, а в самом замке. Она видела его развалины, когда они с Эдди на лошадях прогуливались в этих местах.
Блодхарт рассыпался на глазах. Год за годом никто не хотел даже слышать о нем. В городе все сторонились его, а сами Валгири обходили седьмой дорогой. Словно старый замок был проклят. Болото поглотило его большую часть. Восточное крыло полностью разрушилось много веков назад. Да и крыша была покрыта только в некоторых местах. Но даже так замок был прекрасен, и в нем было что-то такое, что заставляло трепетать. Каждый раз, глядя на покрытые зеленым мхом стены, ее сердце сжималось от непонятной грусти. И в последний раз она твердо решила, что сделает все возможное, чтобы замок не исчез. И, значит, пришло время для тяжелой артиллерии.
Запереться в кабинете от чужих глаз и ушей. Набрать хорошо выученный номер телефона и, пообщавшись с милой операторшей, услышать, как долгие гудки вдруг прекратятся, и вместо них заговорит низкий, бархатный мужской голос. А после этого театрально шмыгнуть носом и выдать обиженным на весь свет голосом:
— Папочка Маркус…
Чтобы после услышать встревоженное:
— Крошка?…
Если бы кто-нибудь в эту минуту видел хитро блестящие зеленые глаза и кривую улыбку, с уверенностью сказал бы, что этой рыжей лисе удастся свернуть любые горы…
