«О, — сказала она, — это я ее убила».
— Я знала! — вскричала Джанин. — Я знала, что это убийство!
Капитан проводил женщину до каюты, усадил на скамью под окном — оно теперь было ярко освещено, будто на Рождество, — и спросил, что она имеет в виду. Она рассказала, что сидела на этом самом месте и услышала, как сестра ее зовет. Она знала, что сестре нужна помощь. И знала, какая именно — ей нужно было сделать укол. Но она не двинулась с места. Она пыталась встать — то есть неотступно думала, что нужно встать; она видела, как входит в каюту, достает шприц, видела как наяву, но не двигалась. Напрягала все силы, чтобы встать, но оставалась на месте. Сидела как камень. Она была не в силах пошевелиться — так бывает во сне, когда знаешь, что надо спасаться от какой-нибудь опасности, но не ничего не можешь поделать. Она сидела и слушала, пока не стало ясно, что сестра умерла. Потом появился капитан, и она окликнула его.
Капитан сказал, что она не убивала сестру.
«Она все равно умерла бы, — сказал он. — Разве она не умерла бы в ближайшее время? Если не сегодня, так завтра?» «О да, — ответила женщина. — Вероятно». «Не вероятно, а определенно», — сказал капитан. Он укажет в свидетельстве о смерти причину «сердечный приступ», и делу конец. «Так что теперь будьте спокойны, — сказал он. — Теперь вы знаете, что все будет хорошо».
Он произносил «будьте спокойны» на шотландский манер — «будьте покойны».
«Да, — сказала женщина, она знала, что в этом смысле все будет хорошо. — Я не жалею, — сказала она. Но я думаю, вам нужно будет запомнить то, что вы сделали».
— И тогда она подошла к борту, — сказал капитан, — и я, конечно, пошел вместе с ней, так как не знал, что она задумала. А она спела гимн. И все. Я так понимаю, это был ее вклад в заупокойную службу. Она пела тихо, едва слышно, но этот гимн был мне знаком. Сейчас я его не помню, но тогда я знал его до последнего слова.
— Добром и милосердием Твоим…" — спела вдруг Эверилл — легко, но уверенно, так что Джанин обняла ее за талию и воскликнула:
— Искрометный талант!
Капитан на мгновение удивился. Потом сказал: «Вы знаете, очень может быть, что именно этот, — он как будто уступал, отдавал Эверилл часть своей истории. — Возможно, что и этот».
— Это единственный гимн, который я знаю, — сказала Эверилл.
— И что, это все? — спросила Джанин. — Там ничего не было про богатое наследство? Сестры не были влюблены в одного и того же человека? Нет? Надеюсь, вы это не по телевизору видели.
