Тут кто-То слабым голосом позвал:
— Мама…
Старушка поспешила на голос и увидела среди камней израненного юношу. Его прекрасное лицо было бледно, глаза закрыты. Она склонилась над ним:
— Кто ты, славный джигит?
Но юноша, не поднимая век, снова тихо позвал:
— Мама…
Старушка бросилась к пещере. Она торопилась изо всех сил. Вскоре она появилась с большой раковиной в руках. Набрала в нее воды из горного ключа, напоила незнакомца, обмыла его раны, высушила древесным мхом и покрыла целебными листьями. А сама, примостившись у изголовья, стала терпеливо ждать, когда он придет в себя.
Много времени прошло так, но вот юноша глубоко вздохнул и открыл глаза.
— Где мама?.. Я слышал ее голос…. — с трудом проговорил он.
— Здесь никого нет, кроме меня, сынок. Ты мог слышать только мой голос…
— Да, да! Вот этот голос!.. Он так похож…
— Чей же ты сын, джигит?
— Моя мать — Алмаз-Ирке, добрая девушка-лань…
— Внучек мой! — воскликнула старушка. — Так я же… я мать Алмаз-Ирке.
— Бабушка!
Они крепко обнялись. От волнения оба долго не могли вымолвить ни слова.
* * *
Время шло. Луна трижды округлялась на небе и трижды снова истончалась, как серп, а старая Алмазбану все еще неустанно хлопотала вокруг больного Данира. Наконец поднялся он на ноги. Смастерил себе лук, наточил стрелы, стал ходить на охоту. Но ничто не веселило его: скучал джигит по дому родному, по матери и отцу. Даже в звуках курая слышалась теперь тоска. Когда Даниру становилось особенно грустно, поднимался он на вершину горы, и далеко вокруг разносилась его песня:
В страну — Месяц,
на родную землю — Солнце,
в дом родимый вернулся бы я.
Подошел бы к тихому озеру,
где плавают лебеди белоснежные,
заглянул бы в глаза моей матери
с любовью и нежностью.
На колени бы пал перед
любимым отцом,
у него прощение вымолил.
Но не стал бы бояться —
я трусом не стал,
слов трусливых не вымолвил.
Ведь я сын боевого батыра
Мергена!
Мысль о доме родном —
незажившая рана.
О, найду ли когда-нибудь снова дорогу
в отчий дом,
к знакомому с детства порогу!
О, услышу ли снова
птиц немолкнущий гомон?!
О, когда постучусь я
в дверь родимого дома?!
Услышала эту песню старая Алмазбану, подсела к Даниру, ласково провела рукой по его волосам и сказала:
— Внучек мой! Я знаю дорогу к твоему дому. Нелегка и опасна она…
Данир вскочил на ноги:
