– Ненавижу, когда ты затягиваешь волосы в пучок, Элеонора. Я уже говорил тебе об этом?
– Твое желание тут ни при чем, – ответила она.
– Ты в этом уверена?
Хьюго подошел к ней ближе, и Элеонора почувствовала, как атмосфера между ними накалилась. На нее нахлынули воспоминания. Публикация в таблоиде. Ее невинность. Джеральдина. То, что Элеонора влюблена в Хьюго как глупая, навязчивая девственница из прошлых веков, которой по неопытности не удалось защитить собственное сердце и обуздать разыгравшиеся эмоции.
Но вот Хьюго подошел к ней еще ближе, будто он был в трансе, как и она. Словно он не мог держаться от нее на расстоянии. И Элеонора забыла обо всем, кроме его соблазнительной улыбки и горящего взгляда.
– Может, ты еще не знаешь, – произнес он. – Но я властный и знаменитый пэр королевства. Каждое мое желание – закон. Ты должна мне подчиняться.
Он обнял ладонями ее лицо и в упор уставился ей в глаза. Элеонора задрожала от волнения и желания.
Она едва держалась на ногах. И на этот раз туфли на высоких каблуках были ни при чем.
– Таблоиды. Та статья… – прошептала она. – Хьюго, мне очень жаль. Я не знаю, как мне все исправить.
– Мне наплевать на таблоиды, – ответил он.
Элеонора нахмурилась.
– Но так нельзя. О тебе пишут столько лжи, и это не шутки. Ты должен бороться. Ты должен…
– В этом-то все и дело. Получается, что таблоиды написали правду. О том, что я воспользовался тобой. Ты работала на меня, и мне не следовало к тебе прикасаться. Но я это сделал.
– Я сама этого хотела, – сказала Элеонора.
– Я не говорил, что сожалею.
Хьюго переступил с ноги на ногу, и его взгляд изменился. Элеоноре показалось, что она уже видела на его лице такое выражение, хотя не могла вспомнить, когда. А потом до нее дошло. Это произошло в ту ночь, когда они закрылись в его спальне и остались наедине. Такими глазами Хьюго смотрел на нее во время близости.
Ее сердце забилось чаще.
– Я разучился бороться, – сказал Хьюго. – Сначала мне было все равно. Потом мне стало не все равно, но я подумал, что должен промолчать. А затем моя жизнь превратилась в бесконечный акт самосожжения, разыгрываемый на глазах общественности, как будто это помогло бы мне стать лучше. Мне не приходило в голову, что пламя меня погубит. Меня или моего отца.
– Ты не виноват, – пылко произнесла Элеонора. – Твое имя очернили намеренно. Ты не должен упрекать себя за то, что делал, чтобы выжить.
– Я эгоист, малышка. Я хочу верить тебе, потому что так удобно, а не потому, что это – правда.
