На душе полегчало: только увидел ее — сразу понял, ничего такого не произошло, не могло произойти. От Циры, собственно, другого и ждать не следовало. Ему даже стыдно стало: что она подумает, когда увидит ею здесь?
Все это так, но что сказать всем остальным, как объяснить, что делает каждый день его жена на аэродроме?
«Выходит, я перед каждым должен отчитываться? Ладно, допустим, я скажу, что она просто стоит и на самолеты смотрит. Поверят мне? Не поверят. Ведь Циру-то они не знают».
Теперь он старался, чтоб Цира его не заметила, и потому предпочел завязать разговор со священником.
— Поднимайся, здесь попрохладнее будет. — Священник немного подвинулся. — Присаживайся.
Он поднялся на крыльцо и сел.
— Ни сна мне нет, ни отдыха, — начал священник. — Как устроили этот аэродром, куда бежать — не знаю. Пойти, что ли, попросить — дайте и мне с этим нашим парашютом прыгнуть. Не раскрою его — и конец! — Он захихикал тоненьким голоском, видно, шутка ему самому понравилась. — Потом в газете напишут: поп с парашютом прыгнул. — Он поспешно перекрестился. — Господи, да святится имя твое, народ совсем ошалел, что они в этом небе ищут, чего потеряли?
«Что делать? — думает Уча. — Взять повезти ее куда-нибудь? А то сидит взаперти, ничего не видит. А она ведь не такая, как все, что тут поделаешь. Ступай и объясни людям, что она не такая. А что я могу? Все так живут, я же не могу придумать другую жизнь. Все бросить — а кто нас кормить будет? Пойдем по миру с женой, за ручки взявшись, народ со смеху помрет, камнями закидает. А нет — так вот тебе: стоит в эту жару посреди поля. Знать бы, о чем она сейчас думает!»
— Все уходит, все, — слышится голос священника, — уходит и не возвращается… — Он замолчал. — Сейчас бы водички холодной… Благодать! — снова заговорил священник.
— А что, родник разве далеко? — спросил Уча.
— Там, у инжира.
— Я принесу.
— Да не беспокойся…
— А в чем принести?
— У дверей чайник стоит…
В комнате было полутемно, окна занавешены, стоял острый и неопределенный запах, какой часто бывает в жилище одиноких стариков, запах одиночества. На старинном комоде — образ богоматери, прислоненный к стене. Перед образом в маленькой глиняной миске оплывала свеча. Рядом с иконой можно разглядеть очень старый календарь с портретами Шота, Акакия и Ильи.
Уча взял зеленый, с продавленным боком чайник и вышел на крыльцо.
— Нашел? — спросил священник.
— Вот. — Уча приподнял чайник.
— Удивительно. — Священник приспособил очки и только тогда взглянул на чайник. — Все, что у меня было, все куда-то подевалось, сынок. Не то чтобы воровали у меня, само исчезает. Убегают от меня вещи, наскучило им со мной.
