Печальные тропики | страница 54
Затем частные лица сдавали золотые слитки в Монетный двор Рио-де-Жанейро и получали их стоимость в чеканной монете – полудублонах достоинством в восемь испанских пиастр. С каждого полудублона король имел прибыль в один пиастр на лигатуре и монетной пошлине. И Бугенвиль добавляет: «Монетный двор… один из лучших; он снабжен всем необходимым оборудованием, обеспечивающим максимальную скорость работы. Поскольку золото поступает с приисков в то же время, когда приходят флотилии из Португалии, нужно ускорять работу монетного двора, и монеты чеканятся с поразительной быстротой».
Что касается алмазов, система учета была еще строже. Предприниматели, рассказывает Бугенвиль, «обязаны предоставить точный отчет о найденных алмазах и передать их в руки интенданта, назначенного самим королем. Этот интендант тут же кладет их в шкатулку, обитую железом и запирающуюся на три замка. Один из ключей находится у него, второй у вице-короля и у провадора королевской казны – третий. Эта шкатулка убирается в другую, на которую ставят свои печати три вышеупомянутые персоны и в которой хранятся три ключа от первой. Вице-король не имеет права заглядывать в нее. Он все кладет в ящик и, опечатав замок, отправляет его в Лиссабон. Открытие ящика происходит в присутствии короля, который выбирает понравившиеся ему алмазы и выплачивает предпринимателям их стоимость на основе тарифа, установленного договором».
Об этой напряженной деятельности, которая только за 1762 год принесла на перевозке, проверке, чеканке и отправке сто девятнадцать арробов золота, то есть больше полутора тонн, ничего больше не напоминает на всем протяжении всего райского побережья, кроме нескольких величественных и нелюдимых фасадов в глубине его бухточек: о стены, к которым когда-то причаливали галеоны, теперь бьются волны. Кажется, что в эти величественные леса, девственные бухты, обрывистые скалы спускались с высоты плато лишь редкие босоногие индейцы, и не было там мастерских, где всего две сотни лет назад наспех ковали судьбу современного мира.
Пресытясь золотом, мир изголодался по сахару, но сахар требовал рабского труда. Истощение приисков (которому предшествовало опустошение лесов, служивших топливом для тиглей), отмена рабства и, наконец, растущий мировой спрос обращают деловой интерес Сан-Паулу и его порта Сантус в сторону кофе. Из желтого, потом белого золото становится черным. Но, несмотря на все преобразования, превратившие Сантус в один из международных торговых центров, это место сохранило таинственную красоту. Пока корабль медленно пробирается между островов, я переживаю первое потрясение от тропиков. Мы плывем по зеленому руслу. Протянув руку, можно дотронуться до этих растений, к которым Рио приблизиться не позволял, заперев их в своих забравшихся на холмы оранжереях. А в более скромной обстановке это стало возможным.