Печальные тропики | страница 111
Я, в свою очередь, перевожу слово «sertão», сертан, как «лесная глухомань». Это слово имеет отличную от прочих эмоциональную окраску. «Mato» непосредственно соотносится с реалиями здешнего ландшафта: эти непроходимые дебри совсем не похожи на привычный нам лес; тогда как понятие «сертан» предполагает ряд субъективных характеристик: местность рассматривается прежде всего с позиции человека. «Сертан», разумеется, обозначает сельскую местность, но в данном контексте она должна быть противопоставлена обитаемым и возделываемым землям: ведь в сертане человек не может позволить себе жить подолгу. Среди колониальных жаргонизмов, пожалуй, можно отыскать и другое подходящее по смыслу слово – «захолустье».
Иногда плоскогорье вдруг обрывается, уступая место радующей взор лесистой и травянистой долине под нежным небом. Между Кампу-Гранди и Акидауаной ландшафт меняется еще более резко: появляются ослепительные скалы сьерры Маракажу, в глубине которой, в Корриентес, прячется гаримпо – алмазный прииск. Но вдруг все снова меняется: едва покинув Акидауану, оказываешься в Пантанале – самом большом болоте в мире, занимающем весь средний бассейн реки Парагвай.
Если посмотреть с самолета на эти земли с извивающимися вдоль плоскогорья реками, взору откроется удивительное зрелище: в причудливых поворотах и излучинах стоит вода. Речные русла становятся похожими на тоненькие бледные линии, словно сама природа была в нерешительности, когда легкими штрихами изображала их. Когда спустишься вниз, Пантанал кажется чем-то невероятным: на невысоких холмах, словно на плавающих ковчегах, находят убежище стада зебу; а в затопленных болотах стаи крупных птиц – фламинго и цапель – образуют бело-розовые острова. Их оперение не идет ни в какое сравнение с веерными листьями растущих тут же пальм carandá, листья которых покрыты драгоценным воском. Рощицы этих деревьев разнообразят обманчиво милый вид этой водяной пустыни.
Так неудачно названный, мрачный Порту-Эсперанса, на мой взгляд, – самое странное место на всем земном шаре, кроме, пожалуй, Файр-Айленда в штате Нью-Йорк, о котором у меня сложились почти такие же впечатления. Эти города удивительно противоречивы, правда, каждый по-своему. Но оба они совершенно нелепы: одновременно смешны и ужасны, и с точки зрения географического положения, и в моральном плане.
Разве Файр-Айленд придумал не Свифт? Песчаная стрелка острова без какой-либо растительности находится недалеко от Лонг-Айленда. Она очень длинная, но при этом невероятно узкая: восемьдесят километров в длину и от двухсот до трехсот метров в ширину. Со стороны океана купаться здесь нельзя из-за постоянных штормов. Сторона, обращенная к материку, более спокойна, но столь мелководна, что нельзя даже толком войти в воду. В основном здесь занимаются ловлей рыбы (впрочем, несъедобной), даже вопреки расставленным через определенное количество метров вдоль всего пляжа деревянным табличкам с объявлениями о запрете этого промысла. Но местные жители зарывают свежую добычу в песок. Дюны Файр-Айленда чрезвычайно ненадежны, они покоятся на пропитанной водой почве и в любой момент могут разъехаться под ногой, вот почему здесь можно встретить и другие таблички, на сей раз запрещающие даже передвигаться по этим песочным насыпям, поскольку очень велик риск провалиться в зыбучий песок.