Теперь я не сомневался, что это существо, в теле которого я поселился, было хозяином не только этого дома, фонаря… но и леса, и лестницы… а может и всего этого мира.
«Интересно… — думал я. — А велик ли этот лес, этот мир? Живут ли в нем еще кто?»
И как только я услышал этот вопрос, заданный самому себе, то почему-то вздрогнул, на миг представив себе, что таких как я в этом мире быть может много. И, что если, они не такие как я спокойные и мягкие, а наоборот жестокие… злые… и решат вдруг на меня напасть, побить… или, что еще хуже убить!
Но телу моему не понравился этот страх… не понравились эти жалкие мысли… и оно вдруг передернуло плечами. Это произошло не потому, что я так захотел или повелел ему… Это произошло не по моему желанию, а по его желанию. И тогда моя радость немедля сменилась жутким страхом, ужасом, что быть может все не так, как я себе представляю. Да и вообще я не знаю, что это за тело?.. Что оно тут делает?.. И может оно не такое мягкое и обиженное, как мне показалось…От этих мыслей тревожно передернулось мое естество внутри тела, задрожало оно, как клиновый листочек на ветру, и даже сжалось на миг в маленький комочек.
Ох! почему-то я так испугался, будто почувствовал в этом теле какую-то для себя затаенную опасность. Или эту опасность я почувствовал в великолепном лесу, по которому шагал так, что даже замедлил свою поступь и перестал размахивать топором, да начал оглядываться.
Однако лес был все тот же — мирный, наполненный песнями птиц и звуками насекомых, яркими красками и теплом. Я успокоено вздохнул и заметил себе, что это смешно кого-то бояться, тем более собственное, такое прекрасное тело.
«Да, и, в конце концов, у меня в руках топор… я им так ловко управляюсь, чего мне в самом деле страшиться, паниковать…», — так я сказал, так успокоил себя и оттолкнул те неприятные мысли, ощущения. Настроение мое опять выровнялось, и я уже более бодро пошел дальше.
Как и в прошлый раз, моя дорожка привела меня к высокому берегу реки, на несколько минут я остановился на его краю, вгляделся еще раз в раскинувшийся за высокой порослью осоки город, брошенный, давно покинутый. Затем развернулся направо и, подняв вверх свой блеснувший серебряным железком топор, принялся рубить ветви молодых деревьев, кустарники с синими ягодами и пробиваться к мосту.
Впервые мой труд приносил мне такую радость, а мощь моих рук и плеч была исключительной и приятной не только моему телу, но и моей сердцевине!
