Четыре дня, четыре ночи | страница 28
Руслан глубоко вздохнул, потому как в груди не хватало воздуха, сердце увеличилось в несколько раз и заполнило всю левую сторону груди и тяжело бухая, протяжно стонало, и также протяжно стенала… Нет! Не стенала, а выла… выла, его голубо-черная душа, переживая духовную смерть народа с которым она навеки связана не только кровью, не только ее создателем ДажьБогом, но и тонкой, тонкой, будто паутинка — духовной жизнью.
Как только Руслан увидел — это крыжение, как только заглянул в лица несчастных, обездоленных и навеки ставших яремниками — людей, отвел он взгляд от реки, холма, где вновь начинался путь предательства, где в очередной раз все те же воины валили на землю Сварожича Перуна, привязывали веревки к конским хвостам, топили Бога в реке, а после под страхом смерти гнали народ на крыжение. И подавляя вырывающийся изо рта стон, слегка распрямив спину, которая от пережитого согнулась, словно подломившись, где-то в середине, заглянул туда…. вглубь города. Прямо в высокий, белый, каменный терем, прямо сквозь, искусно обрамленный по краям прекрасной резьбой по камню, оконный проем, прямо сквозь тонкое стекло, а может слюду — вовнутрь…. И углядел Руслан большую богато украшенную фресками залу, увидел он широкие столы, образующие полукруг, и уставленные явствами: мясом, дичью, выпечкой, крепким, хмельным питием, а на столах тех деревянные ложки, глиняные кувшины и блюда, а за столом восседают обряженные в парчу и шелка гости, воины и государь. Да недовольно поглядывают гости, воины, да и сам государь на простую утварь, и морщат они лбы, кривят губы. Но вот расправляет плечи государь — предатель веры, потому как сидящий рядом прикарий, в золотых одеяниях, податливо кивает головой, и тотчас подают к столу золотые чаши, кубки, ложки и блюда…. А миг спустя сверкают, блистают уж от этого слепящего золота и сами столы, и сами стены залы, и сам довольный, счастливый государь, и сами не менее довольные воины.
Руслан не в силах более смотреть на этот слепящий очи блеск золота, повернул голову направо, туда к дверному проему, и недалеко от колыхающегося одеяния демона, увидел он новое видение. А в этом видении, разглядел он группу людей, и у людей тех на груди не крыжи, а какие-то деревянные обереги. Людей тех было немного, но среди них находились и старики, и мужи, и жены, и юноши, и девы, и дети. И хотя люди те зрились худыми, а лица их изможденными, но они были такие ясные, чистые, что чувствовался даже в веках, даже на расстоянии этот свет, исходящий от них. Но вот Руслан замечает, что кругом этих людей, появляются другие, и у тех людей — воинов, темные, злые лица, на груди висят крыжи, а в руках они сжимают пищали. Воины теснят людей старой веры, загоняют их в деревянную избу… Еще доля секунды и забитая людьми, стариками, детьми изба ярко вспыхивает. Густое оранжевое пламя начинает пожирать ее стены и тела людей не пожелавших предать веру предков-славян, огонь разгорается сильнее, и вверх от полусгоревшей избы устремляется густой, серый дым. И подымается дым туда, в небесную высь, унося души людей прямо в Ирий-сад…