Вслед за Финдли мы переходим по мосту через пустой ров и сквозь ворота входим на территорию замка.
При слове «замок» я всегда представляла себе огромный дом.
Но оказывается, что он больше похож на миниатюрный город.
Мы все еще на улице, а вокруг высокие каменные стены и множество невысоких построек – одни с плоскими крышами, другие со скатами, а все вместе похоже на какое-то средневековое фэнтези.
– Класс! – выдыхает Джейкоб.
Краем глаза я замечаю, как трепещет серая завеса Вуали. Если перейти на ту сторону, что я увижу? Меня так и разбирает любопытство. Но я уже знаю, что это не просто любопытство. Это тяга предназначения. Сердце колотится. Я обеими руками сжимаю фотоаппарат.
Я замечаю, что остановилась, только когда Финдли начинает оглядываться.
– Сюда! – кричит наш гид. Он проводит нас сквозь то, что называется «порт-кулис» [3]. Это особые воротца, похожие на половину открытой пасти с острыми стальными зубами.
Мы поднимаемся все выше, выше, выше, на самый верх, во внутренний двор с пушками. Здесь полно туристов. Видно продюсерам не удалось договориться, чтобы такое популярное место закрыли на время съемок.
– Я их не вижу, – беспокоится Джейкоб, но Финдли уже устремился к зубцам крепостной стены. Я не понимаю, на что он смотрит, и только подойдя, вижу, наконец, какой вид оттуда открывается.
Вид – это не то слово. Мы забрались очень высоко, постройки замка остались где-то позади, внизу – отвесная скала, настоящий обрыв. А еще ниже, как на ладони, весь Эдинбург.
– Ух ты, – говорит Джейкоб.
– Ух ты, – эхом отзываюсь я.
– Видишь? – сияет Финдли. – Я ж говорил, что дело того стоит.
И он прав.
У меня просто дух захватывает. Не поверите, но в кои-то веки я даже не пытаюсь сделать снимок, я понимаю: фотографии никогда не передать того, что я вижу. И я просто облокачиваюсь о парапет и любуюсь. Вуаль колышется и подергивается, и я прикрываю глаза, представляя, будто слышу отдаленный топот солдатских сапог, пушечную канонаду, заунывную мелодию волынки и…
Пение.
Я холодею.
Ты это тоже слышишь? – безмолвно спрашиваю я у Джейкоба, но его ответ звучит как-то растерянно.
– Наверное, это ветер.
Но это не ветер. Мы высоко, и ветер действительно есть, но тот звук совсем другой.
Это тот самый голос.
Я понимаю это, потому что музыка пробирает меня до костей. Я пытаюсь вспомнить слова Лары, ее наставления, но мысли разбредаются, я не могу сосредоточиться, приходится прикладывать неимоверные усилия, чтобы они не путались.
