Нам приносят большую коробку картошки фри – я хотела сказать, чипсов. Я брызгаю на них уксусом и кладу одну штучку в рот.
Финдли усмехается.
– Мы еще сделаем из тебя местную жительницу!
Я тянусь за следующим ломтиком.
– А вы правда верите в привидения?
– Именно так, – отвечает он, не задумавшись ни на секунду. – В каком-то смысле. Верю, что после смерти человека что-то остается, вроде как память о нем. Я слишком долго живу в этом городе, чтобы не верить. Но не думаю, что они могут быть для нас по-настоящему опасны.
Лара бы, пожалуй, с этим не согласилась.
– А даже если и так… – продолжает Финдли. – Я слышал, у тебя есть собственное привидение вместо ангела-хранителя.
Я настораживаюсь, но в его голосе нет насмешки. Правда в глазах мелькает озорной огонек, но Финдли надо мной не издевается.
– С таким другом тебе нечего бояться.
Джейкоб поднимает голову и скупо улыбается.
– Ты и сама знаешь, я всегда тебя прикрываю, Кэсс.
– Ну, – говорит Финдли, – расскажи мне о своем призраке. Как его зовут?
Я забрасываю в рот еще кусок картошки.
– Джейкоб. Он спас мне жизнь.
Финдли высоко поднимает брови.
– Серьезно? Ну, ты просто везунчик.
Я бросаю на Джейкоба взгляд. Еще бы.
Покраснев, Джейкоб снова опускает глаза. Вскоре к нам присоединяются мама, папа и съемочная группа, и, пока все едят, разговор переходит на технические проблемы съемки. Я строю башни из чипсов. Джейкоб пытается их разрушить.
Наконец, мы поднимаемся из-за стола, разбираем вещи и оборудование и идем к выходу. Оглянувшись на наш стол, я замечаю, что стакан мистера Уэзершира пуст.
Если этот день чему-то меня научил, так это тому, что мне еще многое предстоит узнать.
Возможно, мир еще более странное место, чем я думаю.
Телевизионщики с нами прощаются, мы бредем домой, в Лейнс-Энд. Папа и Финдли увлечены разговором, Джейкоб насвистывает мелодию из мультфильма (я никак не могу вспомнить, какого), а мама с наслаждением подставляет лицо летнему ветерку. Высоко в небе висит луна.
Вечер чудесный – ясный и безоблачный. Я без устали фотографирую извилистые улочки, янтарные фонари. Даже здесь, по эту сторону Вуали, я чувствую в этом городе что-то волшебное.
Мы уже почти в конце Королевской Мили, когда я слышу песню.
Ее подхватывает эхо. Сначала мне кажется, что это поет кто-то из уличных артистов или играет волынщик. Но на улице темно и пусто. А звук ясный, как хрусталь.
Поет женщина.
Ее голос цепляет меня, как крючок, заставляет замедлить шаг. Мне знакома эта песня. Вернее, знаком голос той, кто поет. И это не человек. Я представляю себе ее алый плащ, ее черные локоны, протянутую ко мне руку. Я останавливаюсь и поворачиваюсь, пытаясь понять, где поют. Песня звучит так близко. Я хочу ее найти.
