Я благодарю ее, хватаю конверт и расплачиваюсь деньгами, которые папа выдал мне в машине.
– Последний снимок самый крутой, – подмигивает мне девушка.
Я спешу вернуться в машину и потому не смотрю снимки в магазине.
На конверте изображены красивые виды города, парочки позируют на фоне знаменитых зданий, закусывают на крышах, машут руками с вершины горы.
Обычно люди путешествуют, любуются достопримечательностями, фотографируют дома.
А я путешествую и фотографирую привидения.
И вот я достаю из конверта стопку снимков.
На этой фотографии Лейнс-Энд: миссис Уэзершир стоит в дверях, держит поднос с чаем.
На следующей – Королевская Миля, уличные артисты и толпы туристов.
Один раз мелькает Грейфрайерс, тоже с туристами. А вот второй снимок, темнее, с клочьями тумана.
Тупик Мэри Кинг, с его высокими стенами и неравномерным освещением, в темноте маячит что-то странное.
На этом снимке вечер, мои родители стоят под фонарями рядом с Финдли, на другом – Лара на лестнице. Безутешный отец в своем заиндевевшем доме, замок, а в нем – пушки, порт-кулис и темница.
А дальше начинаются странные вещи. В Вуали. Десяток снимков, и почти ничего не получилось. Мазки и пятна, которые могут оказаться лицами, руками – или просто обманом зрения, игрой света.
Если не знать, можно подумать, что пленку испортили в процессе проявки.
Но я-то знаю. В серых пятнах я различаю призраков.
А вот и последний снимок. Единственный, сделанный не мной.
На нем я стою, прислонившись к магазинной витрине. По ту сторону стекла – клякса, дымок, очертаниями напоминающий мальчика. Кто-то примет его за странное отражение, за искажение – да только никакое это не искажение.
Я вижу хохолок его волос. Изгиб скулы. Поворот головы: он оглянулся ко мне. Уголок смеющегося рта.
Есть разница: одно дело хотеть остаться, другое – бояться отпустить.
Здесь, в машине, Джейкоб оглядывается на меня, как будто сумел прочитать мои мысли. Конечно же, сумел.
– Когда я спас тебя в реке, – говорит он, – ты тоже кое от чего меня спасла.
Я замираю, затаив дыхание. Джейкоб ни разу не говорил со мной о своей жизни – или смерти, – о том, что было до нашей встречи. Я жду продолжения, но он, разумеется, ничего больше не рассказывает.
Он поднимает руку, как будто хочет дать призрачные пять. Но на этот раз, соединив ладони, мы не изображаем звук шлепка. И не убираем руки. Мы продолжаем держать их вместе. И, клянусь, я почти ощущаю его прикосновение.
Чем дольше он здесь, тем сильнее становится
