Черная карта судьбы | страница 3



Это было так очевидно!

Почему, почему Лиза не догадалась раньше, когда еще можно было скрыться?! А теперь… А теперь останется только снова вступить в битву, которую ты уже считала выигранной.

Напрасно! Всё только начинается!

Или она ошиблась? Господи, сделай так, чтобы она ошиблась!

Между тем Каширский взмахнул руками, и блондинка повторила этот жест.

В то же мгновение с запястья гипнотизера сорвался, сам собой расстегнувшись, браслет с часами и повис на запястье Милы Павловской. И вот уже к ней полетели часы и часики, браслеты, цепочки и даже кольца, которые только что принадлежали зрителям с первых рядов.

— Да это грабеж! — завопил кто-то в зале, и Каширский, словно спохватившись, резко опустил руки.

То же сделала и Мила Павловская. Сейчас же вихрь металла, рвавшийся к ней, потерял свою силу, и все предметы попадали на пол, на колени к сидящим, между креслами. Монеты, облепившие тело Милы Павловской, со звоном свалились на пол, раскатились по сцене.

Поднялась суматоха! Кто-то пытался отыскать между креслами свою пропавшую вещь, кто-то отнимал ее у соседа, который решил, что, если чужие часы или перстень упали к нему на колени, значит, они теперь принадлежат ему.

Каширский пытался успокоить людей, крича что-то в микрофон, который тоже улетел к женщине-магниту, а потом упал на пол, отчего, вероятно, и испортился, потому что ни слова не было слышно. Загипнотизированные люди, остававшиеся на сцене, растерянно мотались из стороны в сторону, еще не вполне выйдя из транса, который, впрочем, утратил прежнюю силу, а Мила Павловская…

Она стояла на краю сцены и хохотала, так и заходилась, просто-таки корчилась от смеха, глядя в зал. Невыразимое презрение и наслаждение происходящим — эти два выражения сменялись на ее лице, и Лиза окончательно уверилась в том, что не ошиблась, угадала.

Светлые волосы — это парик.

Глаза стали темными благодаря линзам.

Это она.

Кошмар воскрес!..

Но вдруг Лиза заметила, что Мила Павловская перестала хохотать и уставилась на седого человека в синей куртке, который устроился на ступеньках неподалеку от сцены.

Теперь он стоял выпрямившись и смотрел на Павловскую. Потом поднял руку, и лицо женщины исказилось ужасом.

Она узнала его! И Лиза узнала тоже…

В это мгновение из его руки вырвался огонь.

Москва, 1983 год

рожь, нервную, трусливую дрожь, которой следовало бы стыдиться, но которая была вполне естественной реакцией на случившееся, тебе удается унять только в самолете.