Штробл пришел после одиннадцати, глаза у него были воспаленные, с красными прожилками. Шютц безмолвно протянул ему бутылку пива. Штробл выпил ее медленными глотками, опустился на край своей постели.
Шютц хотел сказать ему: «Знаешь что? Не так уж Улли не прав. Ты давай меня не перебивай, я ведь не говорю, что тебе нужна женщина, я говорю: «Ты взвалил себе на шею целый воз, и добром это не кончится. Заладил тоже: надо, надо, надо, устраиваешь потасовки из-за сроков начала монтажа, дергаешь из-за этого и людей, и себя, с утра до поздней ночи на стройке, о семье и подумать некогда. Ну, знаю, знаю, она у тебя распалась, и ты сыт этим по горло, и самым главным, и самым интересным для тебя всегда была работа. Но в твоей голове вообще не осталось места ни для чего другого! Что, ты недавно ходил с нами пить пиво? Да, один раз ты составил нам компанию! И, насколько я вижу, в ближайшее время это не повторится. Вольфганг! Дружище!»
Примерно в этом дружеском тоне Шютц мысленно разговаривал с отсутствующим Штроблом. А потом он непременно скажет: «Теперь, мой дорогой Вольфганг, я начинаю мои тренировки по сварке, через две недели я буду в форме и стану сваривать рядом с Юрием. Бригада моя в порядке, чего же еще? Я все обдумал!» Да, примерно в таком духе.
Видя сидящего напротив Штробла, он понимал, насколько кстати пришлась сейчас бутылка пива. И ограничился тем, что сказал:
— Твой Гасман прав. Тебе необходим человек, который пробивал бы все вместе с тобой. Вроде вашего Герберта Гаупта.
И произошло нечто удивительное: Штробл рассмеялся. Ожесточившийся Штробл смеялся громко и от всего сердца, он взъерошил свои волосы и простонал:
— Старик! До тебя дошло! Моя истина глаголила твоими устами!
Шютц работал на стройке пятую неделю, когда его вызвали к Бергу.
О Берге он уже слышал много, в том числе суждения противоречивые. Берг человек самовластный. Берг любит всех шпынять. Берг — беззаботное дитя в облаках. Берг прочно стоит на земле обеими ногами. А главное, все в один голос говорили, что Берг — неисправимый оптимист. Когда промежуточные сроки взрываются, как мины, он подбадривает своих: вперед, вперед! И пробивается, по крайней мере, к этапному сроку. Тот выдерживается всегда. Всегда! Нет, правда, всегда? Ну, большей частью.
— К Бергу? — недоверчиво переспросил Шютц.
Фрау Кречман с обиженным видом прочитала по записи телефонограммы:
«Товарищ Берг просит передать товарищу Шютцу, что того ожидают в 14 часов на заседании парткома».
