Новая волна паники охватила её, но наконец мрак отпустил, и изображение перед глазами стало плавать и просветляться. Незнакомые лица, незнакомые голоса. Успокаивали, пытались уложить обратно на что-то мягкое и тёплое. Не в машине. Не на дороге. Ночи не было, не было ужасного столкновения. Голова кружилась, а глаза пытались самопроизвольно закрыться.
Женский голос, спокойно и настойчиво разъяснял, что все живы и самое худшее позади. Значит, Натан выжил. Лорена судорожно вздохнула и зашлась сухим кашлем, чувствуя, как по щекам потекли слёзы. Жив. Она жива. Руки и ноги слушались её, но были совсем слабы. Она попыталась повернуть голову, ослепленная на мгновение лучами утреннего солнца, которое пробивалось сквозь жалюзи.
Реальность снова растворилась, возвращая её на ночную дорогу. Снова яркие фары, резанувшие светом по глазам, визг шин и чудовищный удар. Мгновение, но его хватило, чтобы в свете фар собственной машины разглядеть атаковавший их автомобиль. Лорена сжала побелевшими пальцами простынь и зажмурилась со всех сил. Она попыталась отогнать непрошеное воспоминание, убедить себя, что это лишь последствие удара, но безуспешно. Настойчиво и безжалостно, оно снова и снова проигрывалось перед её глазами, вынуждая окончательно убедиться в том, что не ошиблась. Она должна была сообщить об этом отцу. Густаво должен знать, что его сынок пытался убить и её, и его ненаглядного Амеди.
Спустя несколько бесконечно долгих часов Лорена поняла, что кроме беспорядочно снующего мед.персонала она никого не дождётся. Никто не додумался оставить ей телефон. Лишь кучерявый сутулый профессор Юрбен сообщил, что её семья извещена о «чудесном пробуждении» дочери. Прекрасно! Часы в палате показывали полдень. Но, ни один из членов её семейки не явился и не поинтересовался её состоянием. Злость росла в Лорене снежным комом, заставляя забывать о слабости и головной боли. Хотя лекарства сводили её к минимуму, оставляя бесконечную возможность красочно представлять, как всех родственничков закатывает асфальтоукладчик.
Натан не удосужился приехать к ней! Это заставляло Лорену часто дышать, гневно сжимая кулаки. Как он смел?! Как смел?! Затем лицо девушки искажалось болью и пониманием горького одиночества. Когда Густаво Сириль явился к ней в палату, дочь лишь кинула на него короткий взгляд, отвернувшись к приоткрытому окну. Отец коротко объявил, что рад за неё, на что девушка нервно фыркнула. Лорена собралась обрушить на него всю правду о Метью, желая при этом видеть лицо главы семьи, но ей не дали и рта открыть.
