— Прости, — сказал я, и мой желудок издал очередное урчание. — Я не ужинал.
— Как и я, — ответила Элли, снова нахмурившись при виде пустого холодильника, перед тем как со вздохом закрыть дверь.
В квартире снова стало темно, и моим глазам потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть и найти ее снова. Ее рука была на верхней части пижамы, закрывая шею, будто в комнате не было темно, и будто я уже не видел ее полностью обнаженной несколькими часами ранее. Это было очень мило.
— Мы можем заказать что-нибудь, — предложил я, схватив телефон, чтобы посмотреть время. Поздно. Действительно поздно. — Есть несколько мест, которые открыты.
Элли издала смешок. Он был хриплым, низким и чертовски сексуальным.
— Я забыла это. Похоже, я была вдали от Нью-Йорка слишком долго.
Потянувшись, я включил лампу возле дивана. Приглушенный свет окрасил комнату в желтый. Элли все еще стояла на кухне, все еще держала свою пижаму, а я прокручивал на телефоне разные варианты еды.
— Как насчет пиццы? — спросил я.
Ее желудок заурчал, и она ударила себя другой рукой в области талии.
— Я неравнодушен к хорошей бабушкиной пицце, — сказал я ей.
Ее лицо засветилось.
— Ты читаешь мои мысли.
Нам доставили две большие пиццы, гриссини (прим. традиционные итальянские хлебные палочки, обычно размером чуть больше карандаша) и куриные крылышки, мы разложили все это на кофейном столике Лиз, наполнив квартиру совершенным запахом растопленного сыра. Я приступил к куриным крылышкам, а Элли схватила кусок пиццы, наконец, освободив пижаму от мертвой хватки. Не то что бы я мог увидеть что-то, даже если бы попытался. Чего я не делал. Если только чуть-чуть. С первым укусом глаза Элли закрылись, и она испустила стон удовольствия.
— О, мой Бог, — воскликнула она, практически проглотив весь кусок. — Ничто не сравнится с нью-йоркской пиццей.
— Угу, — выдавил я, неспособный смотреть в сторону.
— Я так по этому скучала, — сказала она, потянувшись за крылышком.
— По пицце или по трехчасовой службе доставки?
— По обоим.
Она напала на крылышки с тем же энтузиазмом, окуная каждый кусочек в фермерский соус и слизывая его с пальцев.
— Нелегко насладиться этим, когда все время в дороге.
— В дороге? — я наклонил голову, рассматривая ее. — Ты администратор разъездного театра?
Она рассмеялась.
Я попробовал еще раз.
— Продавец дорожных ножей?
Она помотала головой.
— Я помощник режиссера.
— Я притворюсь, что знаю, что это.
Она одарила меня улыбкой.
— Если ты ходишь смотреть выступления, то я в сущности человек, который обеспечивает, чтобы все прошло гладко для каждой постановки.
