— Может быть, вы с Шейном могли бы договориться, — с надеждой сказала Лиз. — Он — настоящий хороший парень, как бы сказал мой отец.
— Не думаю, что это вариант.
Я закусила губу, думая. Если только не было чего-то еще, из-за чего бы он мог остаться. Мой разум начал вращаться со скоростью света. Он ведь был владельцем здания? Может быть, я могла бы убедить его остановиться где-то еще.
— Он — настоящая находка.
Я едва слышала, что говорила Лиз.
— И господи, те вещи, которые этот парень может делать своими руками.
Это привлекло мое внимание.
— Что?
— Он — мастер на все руки, — разъяснила она, не подразумевая, что ее комментарий имел какой-то сексуальный подтекст, который я тут же представила. — Ну, знаешь, приходит и чинит вещи. У меня никогда не было арендодателя, который бы делал это.
Лиз испустила сожалеющий вздох.
— Я действительно сожалею об этом, сладкая. Я просто очень ошеломлена всем.
— Знаю, — сказала я ей. Ничего из этого она не сделала специально, и она ничего не могла поделать с этим. Сердиться на нее — это не решит мою проблему. — Как Хартфорд? — спросила я.
— Замечательно! — ответила Лиз. — У меня веселья больше, чем у свиньи в луже.
Лиз отобрали в качестве солистки в новом мюзикле, премьера которого состоится через несколько месяцев, в надежде, что он, в конце концов, будет приглашен на Бродвей. Годы труда в хоре наконец-то окупились. Особенно с тех пор как многие люди, которые смотрели на нее, видели глупую блондинку с юга и не удосуживались отстраниться от первого впечатления и сделать акцент на чрезвычайно талантливой актрисе, скрывающейся подо всем этим.
— Я действительно горжусь тобой, — сказала я ей, вкладывая смысл в каждое слово.
— Аввв, — в голосе Лиз слышались слезы, как всегда, когда все было слишком сентиментальным. — Спасибо, сладкая.
Мой желудок снова заурчал. Я не ела с моей пересадки в Денвере и умирала с голоду. Я бы согласилась, чтобы меня убили за бабушкину пиццу. Целую. Может быть, даже две. По крайне мере, я смогла бы осилить большую часть точно.
— Ну, прелесть, теперь ты играешь с крутыми парнями, — сказала Лиз. — Все, что тебе нужно сделать, — держать ритм.
— С твоих уст да Шекспиру в уши, — сказала я, и она захихикала над выражением, которое мы использовали с тех пор, как встретились семь лет назад во время подготовки «Укрощения строптивой».
Мы попрощались, я повесила трубку и откинулась на подушки, положив руку на живот, взвешивая варианты. Было поздно. Я могла бы попытаться снова уснуть, но громкое ворчание, кажется, свидетельствовало о том, что попытка будет бесполезной. Или я могла бы посмотреть, оставила ли Лиз что-нибудь в холодильнике или шкафчиках. Но это значило, что мне придется выйти из спальни, рискуя разбудить Шейна, спящего на диване.
