Унгерн задумчиво погладил редкую рыжеватую бороду, сделал вид, что разглядывает хатак — послание тибетских лам на шкуре белого бобра — редкий и почетный подарок. Все так, но готов ли он? Черный Всадник, теперь Джинджин-Наойн — нет ли здесь ошибки, не слишком ли много для остзейского барона и к тому же лютеранина? Но ведь он уже был избран для великого дела, тогда, в юрте Доржиева в далеком Петербурге! Наследнику великих — великая до Атлантики империя, Евразия, но он, Унгерн фон Штернберг, спасаясь от красных застрял пока здесь, в монгольских степях, на задворках истории…
— Роман Федорович, я вижу — вы колеблетесь! Что вас смущает? — стал проявлять нетерпение посол. Разговор шел по-монгольски, воздух резали непривычные русскому уху гортанные звуки.
— Я бы хотел прояснить для себя два вопроса, — наконец-то барон принял решение и заговорил. — Во-первых, я — лютеранин, не буддист, как быть с этим?
— У нас один Бог, хотя и называется по-разному. Сейчас вы в круге света исходящем от Будды. Именно этот божественный свет и освещает вам дорогу!
— Вопрос второй. Китайцев и большевиков слишком много, одной моей дивизии недостаточно!
Теперь паузу взял посланец Тибета, пристально вглядываясь в мерцающие угольки жаровни. Есть вещи на которые можно смотреть долго-долго, не отрываясь — на трепетный огонь, на струящуюся воду и на переменчивую игру облаков… Наконец, тибетец торжественно произнес:
— Вы, барон, посвящены в нашу, скрытую от непосвященных покровом вечного незнания, Тайну Тайн, — вам начертано собрать воедино три Сокровенных Знака Подлинного Величия — Золотую Плеть, личную печать Сотрясателя Вселенной и боевой, обласканный победами стяг Чингисхана — Цаган Сульдэ. С ними будете непобедимы, даже каждый из этих знаков в отдельности уже даёт его обладателю треть необходимого для великих планов могущества. И первую треть вы, возведённый и призванный Джинджин-Наойн, сейчас примите из моих рук. Вручаю вам походный стяг Чингисхана, боевое знамя непобедимого Сульдэ!
Тибетец торжественно передал Унгерну длинное копьё на котором трепетало сотканное из буйных длинных грив девяти белых жеребцов, разделённое на девять частей полотнище. Дальше тишина, но печать молчания через мгновение сорвана и зазвучали таинственные звуки, которые Унгерн уже слышал много лет назад в юрте Лобсан Доржиева — звуки тревожные и странные, будто по тёмным углам офицерской палатки, куда не проникал тусклый свет лампы, кто-то шепчет на неведомом языке, взывая к неведомым богам. Бхайам двитийабхинивешатах сйат…
