— Господа, свои разговоры договорите в соседней комнате! — встрепенулась Тамара. — Вы все болтаете, а я до сих пор не одета! Что за воспитание?
Денис и Литовченко вышли.
— Так как насчет печати? — напомнил в соседней комнате Литовченко. — Без печати мое задание не считается выполненным, подведу людей в Кремле. Там ждут…
— Она мне не нужна, это так, сувенир на память, красивый артефакт из диких веков, — с готовностью согласился внук. — Объяснили бы мне сразу, еще тогда, в винном подвале генеральского дома, то и стрелять не пришлось бы, несчастный штабс-капитан остался бы жив, вас бы не порезали, дедушка…
— Так некогда было тогда разбираться! — начал оправдываться чекист. — Ты всюду совал свой нос и спутал мне все карты. Американец чертов! Давай, неси печать, а то мне уже пора уходить! Светает, а дорога предстоит дальняя.
Денис отправился в комнату, где оставили Тамару. Она уже оделась, заканчивала у зеркала макияж.
— Я все слышала! — сходу объявила она Денису. — Печать уже у меня, нашла ее под матрасом, и вы ее не получите, разве что отнимете силой, милые родственнички! Это вещь барона и я с тобой, или без тебя, сейчас ее барону отнесу! А дедушке, товарищу Литовченко, большой революционный привет, пускай убирается и побыстрей в свою Москву!
Дальше началось то, что в полицейских протоколах обычно описывается, как семейная ссора на бытовой почве. Все обильно увлажнилось женскими слезами, несправедливыми упреками, Денису напомнили то, чего никогда не было. Мужчине не устоять. Разговор с Литовченко заканчивать пришлось уже на улице.
— Деда, — не без удовольствия окрестил бывшего ротмистра новым титулом внук, — сам видишь, что взять печать нет никакой возможности! Женщина… Может мы лучше перед Унгерном замолвим за тебя словечко, Тамара попросит? В обмен на печать Чингисхана!
— Ладно, мальчуганы вы мои, нельзя, так нельзя, — обреченно махнул рукой чекист. — Я тут подумал, может оно и к лучшему, может как раз барону и суждено, а нам нет. Такие страшные события впереди. Кто бы мог предположить, помыслить? Какой-то Сталин, полуграмотный абрек грузинский, я его видел пару раз, весь большевизм поставит дрыгом с ног на голову! Вот такому чингисханова печать в самый раз!.. Ладно, внук, давай прощаться. Ухожу, пора!
Где-то в небесной канцелярии, за краешком приподнятого, как чаша, неба эту ночь пометили в своих книгах, как Ночь расставаний. Увез в степь купчиху Обольникову безутешный Чижиков; ушел, скрывшись под синим плащом с капюшоном прокаженного, чекист Литовченко. Расстаться пришлось и со многими иллюзиями, заблуждениями, пустыми надеждами. Над Ургой поднималось утро, день обещал новые, невероятные приключения.
