– Так-так. – Самина взяла лекарство и посмотрела на свет сквозь нити вирмалин. – Думаешь, ему это очень нужно?
– Самина, поставь. – мягко попросила Сиби.
– Да ты что, мам? Он шантажировал Ориса! Он убивает людей! Он мучает их, он…
Мачеха забрала из ее рук капсулы и вернула на стол.
– Просто оставь их здесь. Объяснять долго.
– И не надо, я даже не собираюсь вникать! Я видела, каков он, во всей красе! Ладно. Ваше дело. Может, еще освободишь его?
– Нет. Даже если станет умолять… но он не станет.
Самина припомнила нужное слово на греческом:
– А у меня либеллофобия.
Они ушли. Экспонат без бирки остался болтаться на стене в одиночестве.
3. Глава, в которой Джуру водить
Тварь на потолке ощерилась. Орис уже знал, чем это закончится, и присмотрел себе укрытие. Его предшественник был настолько мил, что оставил после себя обглоданный скелет и ошметки мяса в углу. Гнилое нутро воняло так, что волосы шевелились, но делать нечего: шлепая по вязкой жиже, юноша на полусогнутых пробрался к скелету и юркнул между ребер. Кто бы ни был обитатель этой камеры при жизни, он оказался широк в кости. Тварь наверху зарокотала и раззявила круглую пасть. Орис не мог отвести от нее взгляд, хоть зрелище было омерзительным. Ему казалось, что зажмурься он, и тотчас гадина обнаружит его и набросится. Нет, пусть чует, что он за ней следит.
Пасть раскрылась, как у лягушки, и вот обнажились два ряда зубов, потом четыре, шесть… Тварь выворачивалась наизнанку. Ее внутренний мир был сплошь усеян зубами: тело вразнобой покрывали клыки, моляры, кариозные резцы. Человечьи, волчьи, даже рыбьи. Те, что без корней, отрывались и падали, скакали по ребрам укрытия Ориса. Юноша стряхнул с куртки пару молочных и съежился. Теперь закрыть уши, вспомнил он. С прошлого раза в голове еще звенело.
Тварь вывернулась целиком, как грязный носок. Медленно, смакуя процесс. И внезапно все повернуло вспять! Черная кожа стремительно катила обратно – от хвоста к пасти, ряды зубов стучали и щелкали друг о друга. Какие-то дымились, какие-то искрили. Громче, еще громче и… бац! Сомкнув последний ряд, тварь испустила плотный клубок огня. В камере стало нестерпимо светло и жарко, но только на минуту. Шар растаял над убежищем Ориса, а тварь еще тлела. Правда, недолго. Когда она угасла, потекли страшные минуты в темноте. Сколько – он не мог сказать точно, ведь комм у него отобрали. Может, и не слишком долго. В отблесках углей на загривке твари ему казалось, что та подбирается ближе. В тюрьме пахло тухлым от лужи с бурой жижей и от слизи, что сочилась из трещин повсюду. Капли где-то громко ударяли в пол. Тварь наверху чавкала и трясла складками на брюхе.
