Смотреть на этих раздавленных горем людей было тяжело. Поднятые, очевидно, с постели, они вдруг оказались в центре страшной трагедии. Кое-как накинутые плащи совсем не защищали их от холода и ночной сырости. Оба дрожали, у обоих был совершенно потерянный вид.
Две черные служанки плакали в голос, чуть раскачиваясь из стороны в сторону. О чем-либо спрашивать их было бессмысленно.
— Примите наши соболезнования, — сказал Найт. — Понимаю, что это слабое утешение, но мистер Янг оставил по себе хорошую память. Если вы не против, я напишу некролог.
Жена вскрикнула, когда услыхала это страшное слово, и зарыдала.
И вот тогда Найт тихо произнес эту самую фразу:
— Мне все это не нравится…
Они с Джоном сделали несколько фотографий. Среди ночного мрака и мороси вспышки магния выглядели зловеще.
— Поехали, — сказал Найт. — Нам надо поспеть на вскрытие.
— А что тебя так насторожило? — спросил Джон, когда они ехали в анатомичку. — То есть я хочу сказать, что понимаю: это, скорее всего, убийство. Наверное, в политических целях…
— Вот это меня и насторожило. Слишком много поводов для убийства. Слишком напрашиваются выводы. Словно кто-то подсовывает нам именно версию убийства. Теперь, если окажется, что Янг умер действительно от приступа, мы же в это не поверим. Мы же будем копать и копать, как сказал Томми, пока не найдем. Нет, это все дурно пахнет.
— А если окажется, что Янга-таки убили? — спросил Джон.
— Не окажется, — уверенно сказал Найт. Но, подумав, добавил: — Впрочем, это будет еще хуже.
— А ты не перемудрил, Найт? — сказал Джон.
— Может быть. Может быть…
Джон первый раз в жизни отправлялся на вскрытие. Он представлял себе этот процесс как нечто мрачное, чуть ли не средневековое. В темных холодных подвалах окровавленный мясник режет труп. Дрожь пробирала Джона, когда он думал об этом.
Но все оказалось совсем иначе.
Большая, светлая, чистая комната, сверкающая сталь инструментов, старенький, какой-то уютный врач, подшучивающий и над собой, и над покойником.
— О, дяденька, да ты у нас при жизни ни в чем себе не отказывал. Ел и пил от души. Видишь, какая печень, Найт?
— Слушай, Марч, не надо показывать мне все это, — ответил Найт. Он был бледен. — Я терпеть этого не могу.
— А я, знаешь ли, привык. Нет, конечно, когда на столе какая-нибудь красотка, у меня тоже все внутри дрожит. Ты не смотри, что я такой старый.
— Тьфу! — в сердцах сплюнул Найт. — Как ты можешь, старый кобель?
— А сердчишко у конгрессмена действительно никуда. Ну вот, так и есть…
