‒ А разве нас это не касается?
‒ После без малого шести лет войны? Мне кажется, что я видал и более безумные вещи. Во мне все выгорело. Я ничему уже не способен удивляться. И даже не хочу больше удивляться. Вот и все.
‒ В любом случае, в этой Вальхалле нам, кажется, ничего доброго не светит.
‒ Вас это удивляет? Не успели мы здесь появиться, как вместо 'здравствуйте' устроили на дереве виселицу, а потом изобразили гитлеровский мини-митинг. Такая вот наша визитная карточка. Вы лично стали бы с подобными разговаривать?
* * *
‒ Что значит: акустик слышит призыв о помощи? ‒ спросил Райнхардт, сдерживая гнев, у маата с центрального поста. ‒ Под водой?
‒ Я лишь повторяю его доклад¸ герр оберлейтенант.
Райнхардт выкарабкался из койки и отправился наверх, натягивая по дороге рубашку.
‒ Кто-то зовет по-немецки, герр командир! Кричит будто его режут.
‒ Дай послушать! ‒ Райнхардт натянул на себя наушники и через минуту недоверчиво покачал головой. ‒ Азимут?
‒ Двадцать пять!
‒ Руль двадцать пять! Посмотрим, что там происходит. Рулевой, держать курс согласно указаниям акустика. Я иду на мостик. Докладывать о любых изменениях.
Корабль двигался среди слабых волн, было пасмурно и холодно.
Берег показался спустя полчаса прямо по носу. Темно-коричневая полоска на горизонте, затем все более отчетливые зубья скал, белые, как сахарные головы, ледники и груды снега. Райнхардт снял с держателей микрофон.
‒ Земля по курсу! Слышны ли еще эти… голоса?
‒ Все отчетливее, герр оберлейтенант.
В дрейф легли в каких-то двухста метрах от скалистого берега. Крик было слышно совершенно отчетливо и уже без помощи аппаратуры. Хриплый, протяжный, полный боли… и мощи.
Второй офицер вынес на мостик кофе, на ходу пережевывая бутерброд с колбасой.
‒ Вам не кажется странным… Этот крик о помощи… По-немецки… Здесь?
‒ Трудно сказать, герр Вихтельман. А летающая голая цыпочка вам не кажется странной? В самом деле, что здесь можно считать странным?
‒ Будем входить в тот залив?
‒ Да. Распорядитесь артиллерийскому расчету занять места у орудий.
Узкий, окруженный скалами, залив был достаточно глубок, чтобы туда можно было ввести субмарину, но все равно шли с максимальной осторожностью. Обе орудийные башенки беспрерывно вращались с борта на борт. На боевом мостике обермаат Литцман заправил в пулеметы барабанные магазины, передернул затвор и впечатал плечи в обшитые кожей упоры приклада. Стало тихо. Крик прекратился. Офицеры застыли с биноклями у глаз, рассматривая каждый сантиметр скалистого берега. Где-то заверещала чайка. Оторвавшись с треском, съехал в воду кусок ледника.
