Списанные матросы из центрального поста, наконец, поднялись на палубу, а затем перебрались на 'Оксфольт' по сброшенной им с борта сетке.
Тотчас за этим наверху раздались крики:
‒ Не забывайте писать, чертовы счастливчики! А ты вдуй своей старушке разок и за меня тоже! Держите там койки в боевой готовности к моему возвращению! Пламенный привет холодным норвежкам! Разогрейте их как следует!
‒ Счастливчики, ‒ проворчал второй офицер.
‒ Кабы так… Холодно, поганый хавчик, налеты. Сам уже не знаю где хуже. Вы видели, какой нам выдали провиант? Свежие сыры, фрукты, колбаса, консервы…
‒ Я видел даже русскую икру, паштеты и лосося в банках. Откуда только это выкопали?
‒ Ну это, скорее всего, для пассажиров. Можете не рассчитывать, что мы увидим подобные вещи в своей столовой.
На мостике послышались шаги и женский смех.
‒ Какой он крошечный! Совсем маленький!
‒ Это она о корабле? ‒ поинтересовался кто-то в унтер-офицерской столовой ‒ скорее всего, Фангхорст.
‒ Нет! О твоей елде!
‒ Ох, да заткнешься ты когда-нибудь, старый боров! Просто невозможно ни с кем здесь разговаривать!
Райнхардт вздохнул и отхлебнул сока.
Наверху вновь послышался писклявый смех, а потом возглас: 'Нарекаю тебя..! Нарекаю тебя 'Нибелунгом'! И вслед за этим звук бьющегося о борт стекла. Второй офицер инстинктивно содрогнулся.
‒ Что это было?
‒ Бутылка от шампанского, я думаю. Стало быть, ужин плавно подошел к концу.
Очередной звук, который раздался наверху, в первое мгновение вызвал ассоциацию с сиреной 'Боевой тревоги'.
Акустик, перед этим уныло сидевший на своем посту, молниеносно вскочил с кресла, срывая с головы наушники.
‒ А это что за хрень?!
‒ Ария. Если не ошибаюсь, 'Кольцо Нибелунгов' Вагнера.
Второй офицер снял с головы пилотку, бросил ее на стол и начал массировать пальцами лицо.
‒ Да что тут происходит? Во что такое мы вляпались?
Люк в центральный отсек со скрипом отворился, после чего в нем показалась миниатюрная нога, обтянутая шелковым чулком со швом на внешней стороне, обутая в туфельку, а следом ‒ пола меховой шубы. Потом раздался смех.
‒ Как же здесь тесно! Осторожно, а то я сломаю каблук! Ау! Да тут здесь все железное!
В то время как мадам Левенганг копошилась на трапе, все до единого присутствующие на центральном посту безмолвно смотрели вверх. Даже акустик развернулся в своем кресле. Певица, укутанная в длинную меховую шубу, сошла, наконец, на горизонтальную поверхность и недовольно морщила нос, словно рассерженный пекинез.
