Стрелы над крепостью | страница 35
- Про татаровей?
- Дело в том, Пелагея Дементьевна, что наш город в старину захватили татары, - зачастил Димка. - Вот нам и интересно, как это было. Узнать чтобы про всё. Как воевали, как жили, и вообще...
- Про монголов да про татаровей что-то не помню.
Да и не бывало у нас таких. Ишь выдумали. Мы православные, а татарове те сами по себе.
Бабушка сложила платок, сердито запихнула в карман.
- Ну, может, слова какие татарские помнишь или выражения? Говорят, слова-то из поколения в поколение переходят.
- И выражений не знаю никаких. Кыш ты, окаянная! - Бабушка замахнулась на Мурку. - Опять за рыбой полезла. А ну айда, айда отсюда! Не уследишь. На базар бегала за рыбой-то, легко ли? Заодно вот и казан у Митьки забрала. Ах он, калымщик окаянный!
- Опять! Ну, бабушка! Может, стихотворение какое старинное помнишь, былину или еще чего... Ну не может быть, чтобы не знала! Ты ведь такая старая! - заныл Мишка.
- Я старая? - Бабушка окончательно рассердилась. - Я еще не старая! Вот соседкина, Настина, бабка - та вот старая! С палкой ходит и то надвое согнувшись.
А я, малый, все хозяйство веду. Старая-то!
- Ну не старая, не старая! - заторопился Мишка. - Тогда расскажи нам чего-нибудь.
- Ну, так и быть. Спою вам стих старинный. Про татарина. Слушайте.
Димка схватил самописку, изготовился записывать.
- Это еще когда девицей была, с голосу разучивала.
И так-то мы пели, так-то пели! Прямо разливалися!
Бабушка уселась на табуретку, положила руки на колени и запела сначала тихим, заунывным голосом:
Прочь, прочь, слеза позорная,
Кипи, душа моя!
Твоя измена черная
Понятна мне, змея.
И вдруг заголосила громко, с вывертом:
Я знаю, чем утешенный
По звонкой мостовой
Вчера скакал как бешеный
Татарин молодой...
Бабушка умолкла.
- Забыла дальше-то. Ей-богу, забыла...
Ребята переглянулись.
- Татарин!.. Чем-то там утешенный, - пробормотал Мишка.
- Известно чем! Добычи нахватал, вот и утешенный, - догадался Димка. Еще бы не скакать! Так, значит, я записываю: "Прочь, прочь, змея..."
- "Слеза позорная", - подсказала бабушка.
- А-а, слеза... Так. А дальше?
- "Кипи, душа моя". Стало быть, это он-то говорит, сам-то, который поет. Кипи, говорит, душа моя, потому как я самый разнесчастный.
- А отчего разнесчастный? - вытаращил глаза Мишка.
- От любви сердечной, - объяснила бабушка.
- А при чем же тут любовь? - вскричал Димка. - Речь идет ведь о нашествии татаро-монгольской орды, любовь тут уж совсем ни при чем!