Все считают, что мы должны быть благодарны. Счастливы. И многие действительно счастливы – просто потому, что остались в живых, наконец достигли безопасных земель. Но для меня этого недостаточно, чтобы быть счастливой.
По мере нашего приближения я могу лучше рассмотреть лагерь. На полотняных стенах белеют листки пергамента. Я приглядываюсь – но ничего не вижу, пока мы не подходим вплотную к одной из палаток. И тогда я наконец понимаю, что изображено на этих листках.
Мое лицо. И лицо Дарина. А под ними – угрожающие надписи:
Личным указом Ирманда, короля Маринна
Объявлены в розыск
Лайя и Дарин из Серры
Опасные преступники, подозреваемые в подстрекательстве к бунту, агитации и заговоре против короны
Награда за поимку: 10 000 марок
Эти листовки выглядят так же, как постеры в кабинете Коменданта в Блэклифе. Как листовки из Нура, где Кровавый Сорокопут устраивала охоту на Элиаса и меня, объявив за наши головы награду.
– О небеса, – выдыхаю я. – Чем же мы умудрились оскорбить короля Ирманда? Может, за этим стоят меченосцы?
– Да откуда им знать, что мы здесь?
– У них есть шпионы, как и у всех остальных, – горько говорю я. – Оглянись и помаши рукой, как будто заметил знакомого и хочешь к нему подойти. А потом иди…
В конце очереди происходит некоторое замешательство – в сторону лагеря из ворот Адисы марширует отряд воинов-мореходов. Дарин горбится и еще ниже опускает капюшон на лицо. Впереди слышатся крики, ярко вспыхивает свет, вслед за ним поднимается струя черного дыма. Пожар. Крики быстро превращаются в вопли о помощи.
Я в смятении. Перед глазами встает Серра, та ночь, когда солдаты забрали Дарина. Стук в дверь, серебряное лицо Маски. Кровь бабушки и дедушки на полу, крик Дарина: «Лайя! Беги!»
Крики ужаса вокруг меня становятся все громче. Книжники бегут, спасаясь из горящего лагеря. Дети сбиваются в стайки, надеясь, что их никто не заметит и не обидит. Одетые в синее с золотом, солдаты мореходов мелькают тут и там между палатками, разрезая полотняные стены мечами, словно что-то ищут.
Нет, не что-то. Кого-то.
Книжники разбегаются в стороны, ими владеет ужас, который проникает и в нас. «Почему всегда мы?!» Наше достоинство растоптано, наши семьи уничтожены, дети оторваны от родителей. Кровь наша мешается с грязью. Какой великий грех совершили книжники, что столько поколений вынуждены расплачиваться за него своими жизнями?
Дарин, всего секунду назад совершенно спокойный, застывает рядом со мной в ужасе. Я тоже чувствую страх и хватаю брата за руку. Я больше не готова расставаться с ним – не сейчас, когда он так нуждается в моей поддержке.
