Меня вдавило в сиденье, я увидела, как стремительно приближается ледяная каша морской поверхности, – и, вцепившись в руль, зажмурилась от страха и завизжала. Автомобиль дернуло, меня подбросило вверх. Я открыла глаза: вокруг клубился, завывал, гудел ураганный ветер, и машина дрожала так, будто кто-то в ярости тряс ее, пытаясь сломать.
Так и было. Я неслась в клубах ветра над морем, а «Колибри» скрипела от разрушающей ее бури. Металл стонал и гудел. Покрылись трещинами стекла и рассыпались, в одно мгновение унесшись наружу. Загудела и рванулась вверх крыша – я задрала голову, щурясь от слез, холода и яркого солнца – никого там не было, кроме ветра. Он не касался меня, но буйствовал, со злостью рвал на клочки машину, терзал хлопающие двери, пока не оторвал и их.
– Прекрати! – закричала я зло. – Прекрати, Люк! Ты достаточно сегодня натворил!
Ветер взвыл с такой яростью, что я сжалась. Лопнул ремень безопасности – меня выдернуло наружу, в воздух, а под моими ногами летела вниз, в море, красная измочаленная машина. Я даже двинуться не могла: тело сжимали невидимые жесткие руки, и ураган нес меня обратно к берегу, и я орала ругательства, выплескивая весь страх, всю горечь, всю ненависть к человеку, который в одно мгновение уничтожил меня.
Меня опустили на дороге недалеко от замка – и, пока я приходила в себя, переживая тошноту и головокружение, вокруг перестали со скрипом и грохотом валиться от ветра высокие дубы и тополя, а передо мной из туманных струй соткался Люк, и глаза его горели белым. Он был одет.
Я размахнулась и врезала ему по лицу. Он перехватил мою руку, сжал плечи, затряс, заорал как сумасшедший:
– Дура бешеная! Как ты посмела!!! Как ты посмела!
– Одной бабой меньше, одной больше, какая тебе разница! – крикнула я в ответ, чувствуя, как сдавливает горло. – Ненавижу! Не смей меня трогать, не смей, Люк!
– Ненормальная! – он еще раз тряхнул меня и вдруг прижал к себе так, что я застонала – дышать было нечем. – Поверить не могу! Понимаю, почему твоя семья держит тебя под арестом, – ты сама для себя опасна, Марина!
– Не смей орать на меня! – прошипела я, давясь слезами. – Отпусти!
Он отстранился, словно оглушенный, помотал головой – глаза его приобретали нормальный цвет – и снова до боли сжал мои плечи.
– Дурочка, – яростно процедил мне в лицо, – какая же ты дура, Марина. Разве хоть кто-нибудь стоит твоей жизни? Как тебе вообще в голову это прийти могло?
Я не выдержала – разревелась, – и стояла, обмякнув, захлебываясь слезами и ненавистью, и выплакивала свой страх и свое дурное решение свести счеты с жизнью, и думала о том, что я могла быть сейчас уже мертва, как и ни в чем не повинный ребенок внутри, если бы не Кембритч.
