Мартирос с Корнелией незаметно для себя включились в эту вакханалию, и вскоре Мартирос почувствовал себя на вершине блаженства. У него уже не было времени задуматься над тем, что он видит вокруг себя: какая-то женщина подошла к нему с полным кувшином и плеснула вина ему на руки, на грудь, потом зачерпнула вина и налила Мартиросу на голову, вино потекло по лицу, попало в рот, Мартирос вдруг почувствовал, что все на свете можно и все невинно… тогда откуда же возник грех, что его породило… Глаза у женщины были естественные, полные жизни, по глазам ее можно было понять, что ей нравится то, что она делает… У Мартироса перед глазами мелькали лица, красные, лоснящиеся, с упругой кожей и чистыми порами… в этих лицах, в каждом из них Мартирос увидел Корнелию. Он был захвачен всем происходящим, как был захвачен вначале своим путешествием, с наивной преданностью и любовью смотрел он на этих людей и сливался с ними, и казалось ему, что он не только что очутился среди них, а вместе с ними родился и всегда, всю жизнь свою был с ними. Хотя они и очень отличались от него. Тем, что были крупнее, подвижнее, радостнее. Тем, что в них было больше жизни… Мужчины, женщины, дети пили вино, целовались, обнимались… Мужчины жадно целовали детей, целовали их круглые животы, их ножки, их спины, их круглые ягодицы, прижимали к себе, вдыхали их запах — словно пожирали их… подбрасывали в воздух, ловили, передавали женщинам, женщины, в свою очередь, целовали, обнимали, тискали детей. И все были вовлечены в одно движение, все были как бы одной массой, одним телом с тысячей движений… И Мартирос увидел, что люди целуют не детей, а саму жизнь, самих себя, маленьких людей, человеческие малые формы.
Голова у Мартироса закружилась, его понесло течением, и он почувствовал, что он щепка в этой большой и полной жизни, и еще почувствовал, как-то особенно остро почувствовал, что должен соотносить себя не с миром, не с количеством людей, а с временем. Человек значителен не сегодняшним днем, а прошлым и будущим, и надо смотреть на человека всей глубиной времени. Мысли Мартироса радостно воспрянули, но Мартирос был занят лицезрением окружающего. Чем больше он смотрел, тем больше подробностей замечал. Так, например, он отметил про себя, что их запястья втрое шире, чем его, что спины у них круглые и исполинские, как каменные шары, установленные на площадях Венеции, что их животы огромны и упруги, что бедра у женщин могучие, ноги длинные и сильные, колени крепкие и тоже круглые, что люди эти просто великаны.
