Мартирос вспотел, он слышал свое тяжелое прерывистое дыхание. И тут откуда-то издали донесся голос Гагика:
— Мартирос…
Юноша Гагик стоял совсем рядом и удивленно смотрел на него.
— Я давно уже тебя по имени окликаю, брат Мартирос…
Мартирос хотел было сказать что-нибудь обычное, объяснить свое состояние Гагику доступным тому, понятным образом. Его мысль была ловка и находчива, и он сам знал об этом. Вот и сейчас у него в уме возникло три-четыре ответа, из которых он мог выбрать любой, но его вдруг охватило какое-то обостренное чувство спасения и погибели одновременно. И он сказал нетерпеливо:
— Уйти я должен, вот что… — И тут же рухнули и исчезли все преграды.
Обрадовался Мартирос, что-то похожее на смех стало распирать его, сотрясать все тело.
— Куда? — изумился Гагик.
— Широкие реки есть на свете, зеленые поля на свете есть, разные страны есть на земле, моря есть синие-синие и небо другого образа и подобия… Людей есть великое множество. И земля необъятна…
— А чем же тебе плохи наши поля, наше небо… И потом бог, он ведь здесь, — сказал Гагик и показал куда-то вниз.
— Не могу больше… Терпения моего не осталось. Другие земли есть… — со страстью сказал Мартирос, но посмотрел на Гагика, и что-то привычное примешалось к его настроению. И Мартирос расслабился и готов был уже уступить, утихомириться, но как раз этого-то он и не хотел. И его мысль мигом подсказала нужный ответ.
— Я хочу… хочу… Хочу посетить могилу святого Иакова, что в Испании… — сказал и диву дался, удивился сам себе Мартирос — как это ему в голову, пришло сказать такое. Впрочем, воображение его частенько приходило ему на помощь в тяжелых положениях. Ему всегда удавалось оправдать себя в своих собственных глазах, да и перед другими он умел обелить себя, дав делу неожиданный поворот, неожиданное толкование.
Гагик смутился:
— Что скажут братья?
Мартирос и на это бы мог дать вразумительный и спокойный ответ, но он очень устал, и его прорвало:
— Нет мочи моей!.. Я умру, если останусь, брат Гагик!.. — Потом, увидев печальные, тысячу лет знакомые, родные глаза Гагика, мягко сказал: — Гагик-джан, я должен пойти… — И снова Мартирос с половины фразы перестроился: — …посмотреть на могилу святого Иакова…
Это был удивительный сплав правды и лжи. Подчас этот переход правды в ложь и наоборот происходил сам собою в процессе разговора, непроизвольно, независимо от самого Мартироса. Так что Мартирос знал, что его вины в этом как бы и нет.
