Избранное | страница 4
Всем этим и следует объяснить тот интерес, который проявляют ныне в социалистической Румынии к творчеству Иоана Славича, одного из основоположников румынской реалистической прозы двадцатого столетия. Известный литературовед Ал. Сэндулеску имел все основания утверждать в дни празднования 125-летия со дня рождения писателя:
«Так же, как русские реалисты, современники Достоевского, вышли из «Шинели» Гоголя, наши трансильванские прозаики — от Ливиу Ребряну и Иона Агырбичану до Павела Дана и Титуса Поповича да и более молодых — вышли из прозы Славича».
Зачинатель реалистического направления в румынской литературе, Иоан Славич и в наше время остается живым писателем, и его творчество продолжает свою активную общественную жизнь, ибо утверждает высокие принципы гуманизма, призывает к социальной справедливости, утверждает равенство и взаимоуважение между народами. Недаром И. Славич сам писал о своем творчестве:
«То, что сегодня и здесь справедливо, завтра или в другом месте может стать несправедливым; то, что сегодня и здесь морально, завтра или в другом месте может стать аморальным, то, что сегодня и здесь является доблестью, завтра или в другом месте может превратиться в грех — я же ищу меру, естественную для всех времен и всех мест…»
Эту меру выдающийся румынский писатель искал и нашел в народном понимании добра и зла, справедливости и чести.
М. Фридман
СЧАСТЛИВАЯ МЕЛЬНИЦА
Перевод Е. Покрамович
I
— Человек и в бедности должен быть доволен своей судьбой, и уж коли зашел об этом разговор — то я вам так скажу: мир в хижине, а не богатство делает человека счастливым. А вы поступайте так, как подсказывает вам сердце, да поможет вам бог и укроет вас под крылом своих милостей. Теперь я уже состарилась, но потому, как у меня в жизни было, да и еще осталось немало радости, я не понимаю недовольства молодых, боюсь, как бы на старости лет не потерять и то, что выпало на мою долю до сих пор, и не изведать горестей, о которых и подумать-то страшно. Вы делайте, как хотите, не слушайте меня. Тяжело мне будет покинуть хижину, где прошла вся моя жизнь, где я вырастила моих детей; но как подумаю, что придется остаться в ней одной, прямо страшно становится. К тому же Ана, думается мне, еще слишком молода, да уж и слишком она смирная. Какая из нее будет корчмарка?
— Ну, раз так, то не о чем больше и говорить, — сказал Гицэ, — останемся здесь, будем и дальше латать сапоги людям, которые всю неделю ходят в постолах
