Тогда, выходит, мы должны убить Кукурузную Деву? Нам все время хотелось спросить об этом Джуд, но мы так и не осмелились. Знали, она рассердится.
Между собой мы договорились так: пусть сама Джуд убивает Кукурузную Деву! При одной мысли об этом пробирала дрожь. Дениз все время идиотски улыбалась и грызла ногти. Наверное, просто ревновала к Кукурузной Деве. И не потому, что волосы у той были такие красивые, прямо чистый шелк, но потому, что Джуд носилась с ней как с писаной торбой. И никогда бы не стала так возиться с Дениз.
Мы вышли, оставив Кукурузную Деву в слезах. Задули свечи и оставили ее в темноте. Нам поступил новый приказ — патрулировать дом. Надо следить за тем, нет ли признаков возгорания или утечки газа, так нам сказали. Ибо мир, как известно, рухнул и рядом больше нет взрослых. Это мы теперь взрослые.
Сами себе мамочки.
Джуд затворила дверь в кладовку, заперла на висячий замок.
— Мама! Мамочка! — продолжала рыдать там Кукурузная Дева.
Но никто ее не слышал. Стоит подняться по лестнице на первый этаж, и уже ничего не слышно. Совсем.
НЕНАВИЖУНЕНАВИЖУНЕНАВИЖУ всех вас, вы, задницы, наверху! Кукурузная Дева — это месть Джуд Б. всем вам!
В школе Скэтскил-Дей мы заметили, как наша ненависть, точно раскаленная лава, растекается по коридорам, заливает классные комнаты, кафетерий и заживо сжигает всех наших врагов. Даже девчонки, которые казались нам прежде ничего, должны были исчезнуть с лица земли за то, что ставили нас ниже других, может даже ниже дерьмовой клики, что управляет школой. Ниже этих дебилов мальчишек. Ну а мальчишки… их ждала та же участь, всех до единого. И учителей тоже, особенно тех, кто унижал нас. Они заслуживали смерти. Джуд сказала, что мистер 3. «в грош ее не ставит» и что теперь он «цель номер один».
Иногда видения эти были настолько яркими — куда круче, чем во время кайфа от Э!
Там, наверху, все верили, что пропавшая девочка из Скэтскила похищена. Ожидали, что будет объявлено о вознаграждении. Верили также и в то, что пропавшая девочка стала жертвой сексуального маньяка.
По телевизору показали Леа Бэнтри, мамашу. Она взывала к тому, кто мог похитить ее дочь:
— Пожалуйста, не обижайте Марису! Прошу, отпустите мою дочь. Я так ее люблю. Умоляю, не делайте ей ничего плохого.
И все это таким хриплым голосом, как от плача, и еще она смотрела так жалобно и униженно, что Джуд брезгливо поморщилась.
«А вы, как я посмотрю, уже не такая крутая, как прежде, миссис Бэнтри! Без всяких там „чмок-чмок“ и „сю-сю-сю“».
