. Однако трезвость герцога не внушила девушке уверенности. Ее щеки, из бледных ставшие багрово-красными, вновь побледнели, на сей раз от ужаса и отвращения.
Несколько секунд Сильвия Фаркуарсон, словно зачарованная, наблюдала за приближением его светлости. Затем она повернулась и ринулась прочь, испытывая чувства человека, заглянувшего в преисподнюю и отшатнувшегося в страхе оказаться ею поглощенным.
За ее спиной воцарилось изумленное молчание, продолжавшееся секунд пять-шесть и сменившееся взрывом демонического хохота, побудившего девушку мчаться еще быстрее.
Она бежала по длинной галерее, словно в ночном кошмаре, вынужденная ограничивать скорость из-за скользкого полированного пола и задыхавшаяся от страха перед воображаемыми звуками шагов преследователей позади нее.
Промчавшись через холл и вестибюль с развевающейся за ее спиной шелковой мантией, она наконец добралась до открытой двери, у которой стояли лакеи, удивленно уставясь на нее, но не делая попыток задержать.
Слишком поздно до них донесся крик помчавшегося в погоню герцога, приказывающего лакеям преградить беглянке дорогу. К тому времени Сильвия Фаркуарсон была уже во дворе и мчалась, как заяц, к открытым воротам, выходившим на Уайт-холл. Как раз в этот момент оттуда отъезжал наемный экипаж, доставивший ее сюда. Задыхаясь, она подбежала к нему, когда возница остановил лошадей, повинуясь ее крику.
– В Солсбери-Корт! Скорее! – приказала девушка.
Она вскочила в экипаж, когда три лакея устремились к нему, выкрикивая требования остановиться, и, высунувшись из окна на другой стороне, поторопила кучера.
– Поезжайте! Скорее, ради Бога!
Находясь во дворе, возница, быть может, не осмелился бы тронуться с места. Но карета уже въехала в ворота Уайт-холла и свернула налево в сторону. Черинг-Кросса. Да улице кучер был не обязан повиноваться лакеям герцога, а те не осмеливались пытаться задерживать карету.
Экипаж покатился вперед, и мисс Фаркуарсон, откинувшись на сиденье, перевела дыхание, приходя а себя от невыразимого ужаса.
Нахмуренный герцог неохотно вернулся в столовую, где его приветствовал град насмешек, на которые его гости едва ли осмелились бы, будь они более трезвыми. Он пытался посмеяться вместе с ними, дабы уменьшить досаду, но не преуспел в этом и плюхнулся на стул в самом дурном расположении духа. Мистер Этеридж, перегнувшись через мисс Хауден, положил унизанные перстнями пальцы на руку друга. Хотя он выпил, возможно, больше остальных, но единственный во всей компании не обнаруживал признаков опьянения, если не считать слегка покрасневшего лица.
