Первое мая решили отметить особенно, по-боевому, — в ночь накануне праздника совершить максимум вылетов. Действовали по сосредоточению вражеских войск северо-восточнее Верхнего Адагуна. Попутно разбрасывали листовки в занятых противником населенных пунктах.
Чтобы умалить нам радость первомайского праздника, фашисты решили сорвать нашу бомбежку. В эту ночь они не жалели снарядов и поставили перед самолетами сплошную стену заградительного зенитного огня. В дополнение всего они подняли против нас истребителей.
Но, несмотря ни на что, У-2 прорывались через заслоны и наносили врагу урон. Правда, прорывались с большими трудностями, маневрируя, используя различные хитрости.
Во время одного из полетов наш самолет также подвергся нападению вражеского истребителя.
Обычно в воздухе, пока все оставалось спокойным, мы со штурманом переговаривались. Не знаю, может, это отвлекало от мрачных мыслей, а может, просто помогало коротать время. В этот раз Клюева затянула наш гвардейский марш, я подхватила. Так мы летели, беспечно напевая. И вдруг слух мой резанул торопливый крик Ольги:
— Маринка, быстрее жми вниз! Фашист догоняет.
Инстинктивно прибавила газ, отдала ручку от себя, и У-2, взревев мотором, устремился к земле. Над нами раздался вой вражеского «мессера», и тут же снаряды пропороли воздух рядом с правой плоскостью. Пока гитлеровский летчик разворачивался для следующего захода, я изменила курс и снизилась еще. Фашист потерял нас и, сделав пару кругов, умчался отыскивать другую жертву.
— Допелись «артистки»! — сердито бросила я в переговорный аппарат.
— Ничего, — спокойно ответила Ольга, — злей будем.
Отбомбились мы, действительно, зло, угодили в самую колонну. В свете подвешенных осветительных бомб хорошо просматривалась дорога, по которой двигались моточасти противника. Горевшие машины создали пробку, началась паника. Следом летел экипаж Санфировой — Гашевой. Оля сбросила еще одну САБ, ориентируя подруг. Мы уже легли на обратный курс, когда сзади прогрохотали взрывы.
Санфировой и Гашевой пришлось нелегко. Только они вышли на цель, как в двигатель их машины угодил снаряд. Но подруги не растерялись. Лишь сбросив на врага все бомбы, они повернули назад.
Самолет быстро терял высоту, и, не дотянув до фронта, летчицы приземлились в тылу врага. Двое суток добирались они до своих. Руфина Гашева потом так писала о своих скитаниях:
«Завтра день Первого мая, день весны. Днем вручали гвардейские значки. Лелю (Санфирову) наградили орденом Красного Знамени. Решили во что бы то ни стало сделать больше всех вылетов. Летим уже на третий боевой, а впереди еще целая ночь. Бомбим сегодня скопления автомашин и живой силы противника в пункте Верхний Адагун. Пролетели Кубань. До цели осталось немного. Вот изгиб дороги, здесь наша цель. Развернулись для захода на боевой курс, как вдруг прямо в мотор потянулась огненная трасса. Круто отвернули, но мотор перестал работать. Цель под нами, бросаю бомбы, самолет вздрогнул, и снова совсем тихо. Высота уменьшается с неимоверной быстротой. Пожарища станицы Крымской сзади, еще немного — и линия фронта. Но вот уже земля. Самолет на территории, занятой врагом. Поднялась неистовая стрельба. Значит, нас заметили. Взяв планшеты, быстро выскочили из самолета — и в траву, отползли в сторону и ползком же стали пробираться по звездам на восток. Кто-то повесил САБ над Крымской, стало светло. Пришлось переждать, пока бомба не погаснет. Подползли вплотную к железной дороге. Здесь через каждые 30–50 метров немецкие патрули. Временами они освещают дорогу ракетами. Выбрав благоприятный момент, мы быстро пересекли дорогу. За ней изрытое снарядами поле. Нельзя поднять головы — сразу же автоматная очередь. Скоро рассвет, а мы на открытом поле. И вдруг — о радость! Заквакали лягушки. Значит, близко болото, значит, есть где укрыться.
