[375]], появляется прилагательное доброхотный в значении ‘доброжелательный к кому-л., поддерживающий чью-л. cторону[376]’. «Посланец мой, по желанию одного доброхотного человека, в Ясах пребывающего, посланный от меня тайно туда, возвратился ныне оттуду и в донесении своем предложил мне все то, о чем тот доброхот велел ему донестъ, а именно о том, что Порта Оттоманская конечно и непременно намереваетца зачать войну с его царским величеством или сей приходящей зимы чрез татар или на весне явственно сама собою[377]», — пишет Петру I из Киева 7 ноября 1707 г. гетман Мазепа, бывший долгое время одним из его ближайших сподвижников. Насколько соответствовала действительности эта информация, полученная из Ясс, столицы Молдавского княжества, с начала XVI в. попавшего под иго Османской империи, сказать трудно. Сообщая Петру о том, что Турция «намереваетца зачать войну» с Русским государством в 1708 г., Мазепа, скорее всего, вел свою «игру», уже приняв решение перейти на сторону Карла XII. Турецкий султан Ахмет III объявил России войну только 9 ноября 1710 года. В последующем слово доброхот исчезает из разведывательной терминологии. На смену ему уже в XX в. приходит синоним доброжелатель в значении ‘лицо, добровольно предлагающее свои услуги разведке’.
Одним из ведущих мотивов оказания содействия лицам, добывающим разведывательную информацию, будь то лазутчики или официальные представители государства за рубежом, был мотив материальный, а в последующем — денежный. Формирование материального мотива определялось глаголом прикормити ‘задобрить, расположить к себе угощением; подкупить’[378], главное — богатыми подношениями.
В 1618 г. русское правительство пошло на заключение невыгодного Деулинского перемирия на 14,5 лет, по которому Речи Посполитой были уступлены Смоленская, Черниговская и Северская области. 30 августа 1619 г. «Обросимко Лодыженской» [Амвросий Лодыженский[379]], прибывший в Крым еще в начале июня, докладывал «государю, царю и великому князю Михаилу Федоровичу всеа Русии» [правил в 1613–1645 гг.] о переговорах с крымским двором, о неудовольствии хана по случаю перемирия России с Польшей и по причине задержки в доставке «поминков» — подарков. В отписке Лодыженский остановился на источниках получения этой информации: «И быв я, холоп твой, у царя [крымского хана], велел толмачем Янгилде Исеневу [ «служилый татарин»] да и Гилде Бинюкову проведывати у татар и у жидов и у бусурманов, которые к царю ходят на двор, а у меня, холопа твоего, прикормлены: вычетчи [прочитав] царю твою государеву грамоту, что с ближними людми говорил, и пойдет ли царь или калга [наследник престола] в Литву?»
