На узле связи, кто в наушниках, кто через включенный динамик, все слушали грозные распоряжения Зиночки и давились со смеху. Кто-кто — они им знали цену! К общим местам и казенщине из генеральских телефонограмм она добавляла такие же общие места из обихода связистов. Но надо было слышать этот голос, этот тон, полные рвенья и уверенности! «Проверьте московскую сторону!», «Проверьте южную сторону!», «Устраните фон!», «Добавьте усиление!» И каждый раз: «Имейте в виду — сам товарищ генерал говорить будет!», «Всем сойти с линии, быть на контроле и отзываться лишь на мой голос!»… Собственно, только голос Зиночки и слышен был во все динамики, по всему управлению! Инженер связи, который, собственно, и занимался срочным устранением неисправности, вытянув на миг голову из электронных внутренностей стойки и не сразу поняв причину шума, повел ухом в сторону коммутатора и поморщился: «Выключите эту горлопанку… На нервы действует!» Молодой монтер рванулся в сторону коммутатора, но начальник связи его удержал за пуговицу халата: «Там — пусть, пусть развлекает руководство! А здесь — выключи динамик!..»
Собравшееся в просторном генеральском кабинете руководство, сам генерал, были растроганы административным пылом Зиночки. Шутка ли сказать, все держалось на ней, она была фигурой, что бы все делали без нее!.. И такой работник был так долго в тени!..
После этого селекторного совещания, своеобразного пьедестала, нет, трамплина или, еще вернее, ракетоносителя для стремительного возвышения Зиночки — на второй же день состоялся приказ генерала: «…назначить техником связи с окладным содержанием согласно штатному расписанию». Мало что оклад стал в два раза больше — Зиночка, одна из всех связистов, была премирована (этот же приказ был еще более расплывчат в обосновании) новым месячным окладом «за инициативную работу и образцовое отношение к своим служебным обязанностям».
Зиночка, до этого на свои шестьдесят пять рублей — оклад телефонистки — не позволявшая себе и лишних сто граммов колбасы и все больше нажимавшая на чаи с баранками, почувствовала себя до того облагодетельствованной и разбогатевшей, что на дежурство, после повышения и премии, явилась в новой, купленной в ГУМе шубе из крашеного кролика: знай наших!
На узле Зиночка была единственной женщиной — все собрались, окружили ее, хвалили шубу, высказывали суждения. После случая с монтером и стишком о том, что «он был титулярный советник, она — генеральская дочь», все теперь опасались шутить с Зиночкой. Как можно было не взять в расчет, что сам генерал ей покровительствовал!
