Тихо поскрипывал под поводьями снег. Поругивались, топотали и приплясывали, пытаясь согреться, у ворот стражники, ожидали за углом путешественников повозки. Пытаясь унять тоску, Варина судорожно вглядывалась в лица прибывающих. И все боялась пропустить, хотя и глуп был этот страх. Куда денутся две женщины в незнакомом городе?
Холодно-то как… Хорошо хоть Рис остался дома, с Бранше. Не удумали бы чего… а то что один, что другой, как два ребенка.
Бранше появился у них всего пару лун назад. Толстый и шумный, веселый и такой милый… мягкий как булочка. И забавный… только вот довериться ему никак… Шальной он какой-то, ребячится слишком.
А совсем недавно, луну назад, в первый раз пришел к ним Рэми… совсем иной. Тонкий, бледный, волосы-то темные, а глазищи… темный омут, вот все девки в округе в этом омуте и утонули. Тогда Рэми едва на ногах стоял, а все равно внутренней силы в нем столько было, что Варина сразу поняла — еще один мужчина в доме появился. Взрослый и дельный, хоть и мальчишка совсем: Гаарс говорил, ему всего семнадцать стукнуло. И что с одиннадцати Рэми на себе семью тащил. В одиночку.
А какую луну назад случилось что-то. Может, поссорился Рэми с местным арханом, может, натворил что-то, почему Рэми из родной деревни бежать пришлось, Варине не говорили. И явился к ним Рэми едва живой, с трудом оклемался, а потом часто шушукался о чем-то с братом, Гаарсом, и ходил какой-то странный, задумчивый. Будто носил на плечах огромную ношу. А позднее Гаарс сказал, что Рэми в их род вошел… вот так просто они стали кровниками… просто ли?
Рэми казался гордым лебедем среди простых гусей, ему бы арханом родиться, гордым своей кровью, наверное, такой бы правил иначе, чем некоторые, с умом и достоинством… но боги жестоки и родился этот лебедь посреди обычного гусятника.
Не выдерживая ожидания, Варина взобралась на стену. Слепила белизной, переливалась серыми тенями под стенами равнина. Медленно продвигалась по змее тракта очередь из саней. Быстро спрыгивали с козел возничие, бежали к будке дозорных, подавали какие-то там бумаги, платили за въезд в город, за томившийся в санях товар. Что-то кричали ожидавшие товар купцы, ссорились, грозились, орали на возниц, с подозрением осматривая обледеневшие мешки. И вновь двигались к воротам новые сани, и вновь шуршали в замерзших пальцах бумаги, и вновь сыпались в шкатулку монеты…
Подбегавшие прислужники отвозили сани в специально для этого поставленные возле ворот сараи, наскоро меняли их на повозки: на расчищенных городских улицах саням не проехать.
