— Все это хорошо, — прошептал Рэми, отходя от окна и вновь возвращаясь на свое место. — А причем здесь я?
Учитель опять замолчал, собираясь со словами, а потом ответил:
— Если ты не знаешь, почему, то должен ли я…
— Раз уж начал… — криво усмехнулся Рэми.
— Тебе необходимо понять — союз с Виссавией это лучшее, что есть у Кассии, и мы не можем его потерять.
— Так я как бы и повлиять на него не могу…
— Можешь! — выдохнул Урий. — Если ты умрешь, Виссавия заставит Кассию умыться кровавыми слезами. Так что будь добр, поверь мне. И прекрати глупо собой рисковать!
— А разве я рискую? — пожал плечами Рэми.
Урий лишь глянул на него внимательно и пробормотал:
— Ну-ну, видимо, иначе ты не умеешь… Что ж, сыграем на твоей виссавийской брезгливости…
— Я не виссавиец, — прохрипел Рэми.
— Но оно же не столь и важно, правда? — сказал Урий. — Не веришь мне? Ну так отдай Гаарсу это.
Он достал из-за пазухи маленький мешочек, улыбнулся как-то странно и протянул мешочек Рэми. И Рэми взял. Положил на стол и неловко провел по нему кончиками пальцев. Мягкая, вышитая серебром замша еще хранила тепло человеческого тела, что-то кольнуло знакомой силой и перед глазами на миг поплыло. Там внутри жила магия… Знакомая и ласковая, сдерживаемая вышитыми по замше рунами… и чем-то странно испорченная. Решительно взяв мешочек, Рэми вопросительно посмотрел на учителя.
— Загляни внутрь, — мягко улыбнулся тот.
Прогрохотала за окном карета. Ухнул где-то рядом филин, почуяв волнение заклинателя, а Рэми осторожно развязал завязки и вытряхнул на стол белоснежную, гладкую до блеска ветвь на кожаном ремешке.
И сразу же стало тяжело дышать от искрившейся вокруг ветви силы, а сердце заныло от дурного предчувствия. Он уже видел эту вещичку, держал ее в руках, помнил пальцами каждую ее трещинку, как и намертво впечатанную в нее силу… Более того — знал, кому она принадлежит.
Но теперь он знал об амулете гораздо больше, то, чего и знать не мог. Что ветвь эта когда-то была не белоснежной, а бурой с алыми прожилками. И что срезать ее было тяжело и утомительно. И что являлось древо эррэминуэля лишь избранным и приходить к нему надо было босым и после долгого поста, непременно на закате в преддверии полнолуния. Когда прилетает шальной, неведомо откуда взявшийся ветерок, и ветви, с упругими темно-зелеными листьями, начинают сталкиваться друг с другом и чуть слышно звенеть, складывая звон в песню.
Где-то слышал Рэми эту песню. И даже отчаянно резал ветвь подаренным кем-то кинжалом и оплакивал слабость еще детских рук.
