* * *
Один за другим погасли светлячки. Одна за другой померкли звезды. Замолкли кузнечик и жаба. Небо над Тропой Эльфов стало медленно розоветь. Утомленный Галадор уже мечтал о том, как сладко он выспится днем. «Пожалуй, мне тоже нет нужды пить росу из моего цветка. Но нет. Закон нельзя нарушать».
В Колокольчике роса — для Антальцидора.
Белокурый эльф, усни, наступила ночь.
В Коломбине вся роса — лишь для Галадора.
Черноглазый эльф, усни, ночь уходит прочь.
«И потом, — добавил он, улыбаясь, — у меня самый красивый цветок и самая вкусная роса».
Напрасно звон чарует твой,
О, Колокольчик голубой!
Лишь Коломбине предан я,
Цветок мой синий, грусть моя.
Галадор встал, медленно подошел к Коломбине, наклонился над глубокой чашечкой цветка и большими глотками стал пить утреннюю росу. Какая она свежая и почему-то более душистая, более пьянящая, чем обычно. Еще один глоток, еще один… Но куда же запропастился Антальцидор? Ему давно пора быть здесь.
А утро между тем вступало в свои права. Вот уже, кажется, и жаворонок запел. Да, это его трель приближается, раздается на опушке леса, как раз там, где кончается Тропа Эльфов. Но напрасно Галадор всматривался в противоположный конец лиственного туннеля, откуда лился яркий свет: никакого эльфа там не было.
Дневной свет струился уже отовсюду, он залил всю полянку широким потоком. Сизый голубь заворковал на грабе. Огненно-рыжая белка прыгнула с ветки на ветку, вытянув длинный пушистый хвост. Галадор вздрогнул при виде летящего, как птица, неизвестного мохнатого зверька.
— Антальцидор, Антальцидор, — позвал он.
Все вокруг двигалось, фыркало, пищало и щебетало. Толстые пауки раскачивались на своих паутинах, как на качелях. Жужжали, собирая мед, пчелы.
— Антальцидор! — снова позвал несчастный покинутый эльф.
Но все напрасно. Антальцидор не появлялся. А беспорядок вокруг нарастал с каждой минутой. Сойки трещали, сороки яростно ссорились в ветвях граба. Какой ужасный крик! Солнечный свет становился все ослепительнее, и Галадор, теряя самообладание, застонал:
— Я ничего не вижу, я сейчас оглохну! О, что же со мной будет?
И куда девалась чудесная ночная тишина, дрожащее стрекотание кузнечика, мелодичная песенка жабы? Где свежая, шелковистая, полупрозрачная темнота, еще так недавно царившая на Королевской Поляне? Все вокруг яркое, грубое, ранящее. Напрасно несчастный эльф закрывал глаза руками — перед глазами у него мелькали большие красные, зеленые, фиолетовые и снова красные круги. В последний раз дрожащим от слез голосом он позвал:
