- Благодарю, ваше величество.
И вышла гордо выпрямившись.
И больше ни слова.
Он так и не понял, слышала ли она вообще толком его слова.
- Говорил я тебе, что нельзя спешить! А ты?! Придуууурок! - взвыл внутри дракон. - Да с твоим талантом к дипломатии и умением разговаривать с женщинами мы никогда...
И тут дракон осекся, сердито пыхтя. Понимая, что они такие, какие есть, и с этим уже ничего не поделаешь. Наверное, даже лучше, что девушка все узнала.
- У тебя есть два года. - снова прошипел дракон, вырываясь из глубины подсознания. - И теперь что хочешь, то и делай, но она должна быть наша!
Легко сказать! Как будто он сам не хотел.
Но это же просто вздорная строптивая девчонка с отвратительным характером.
- Вот, вот, - поддакнул из глубины души дракон. - Так что можешь начинать прямо сейчас.
- Сделай одолжение, помолчи!
- Я-то помолчу, но я посмотрю, что бы будешь с ней делать без моих советов!
В этот раз последнее слово осталось за драконом.
Когда девушка стремительно вышла, оставив его наедине с самим собой, мужчина так и остался сидеть за столом, отершись лицом на скрещенные руки. Гнетущее ощущение, словно огромные когти прошлись по его душе.
Ему было тяжело носить в себе это все. Тяжело знать и постоянно ощущать и тягу разделенного с ним дракона, и эту тесную связь с братьями. Но поменяться сейчас местами не хотели ни он, ни дракон. Тот спор вымотал обоих.
Застыв в одной позе, Хаториан думал. Не сразу, но девушка вышла, а он вдруг понял, что больше не слышит ее мыслей. Чувствовал присутствие, даже отголоски эмоций. Но так, словно она закрылась от стеной.
В какой момент это произошло, Хаториан не знал. Наверное, все-таки во время разговора. Всему виной та дикая смесь чувств, охватившая его тогда.
Так вот оно как бывает, когда чувствуешь себя человеком по-настоящему. Это когда боль в груди, а в голове пустота. Жалкие попытки понять, в чем была ошибка. А в сердце обрывки надежды.
Огромные. жгучие. Но обрывки.
Нет. Этого душевного раздрая не увидит и не почувствует никто.
Он встал, еще более холодный и замкнутый, чем обычно. Отошел к окну и застыл, глядя вдаль.
***
Вильгельмина не помнила, как вышла из той королевской столовой, ноги сами несли куда-то. А в голове билась мысль, что ее снова используют. Пусть не так жестоко, как это хотел сделать Филберт.
Но еще более жестоко! Еще более...
Нет ничего хуже, чем дать человеку поверить в то, что его любят, а потом...
- Довольно, - приказала она себе.
