Между тем он уже прямо в лицо Заболотному приговаривает с наглой гадкой миной, и вправду с каким-то садистским смакованием:
— Тик-так!.. Тик-так!..
И пальцем тыкает чуть ли не в глаза.
Вот тогда Заболотный, отбросив привычную учтивость, вдруг обеими руками взял наглеца за плечи, встряхнул его, так что космы на нем взметнулись, и после этого властно, как игрушку, усадил в кресло. И, странное дело, теперь этот герой, злобно понурясь, даже не оказывал сопротивления. Как будто на нечто подобное и рассчитывал. А Заболотный, обернувшись к пассажирам, сказал громко, точно извиняясь:
— Молодой человек уверяет, что это была шутка. Он просит прощения.
Спустя какое-то время вышла стюардесса с подносом в руках и, словно ничего и не случилось, начала разносить воду в чашечках. Во время раздачи пассажиры следили за выражением ее лица; оно было непроницаемо, фантомасно замкнуто, однако внимательный взгляд мог в нем отыскать то, чего и не хотел бы, — глубоко, как и раньше, затаенную тревогу.
…Ночью мы приземлились на одном из сибирских аэродромов, хотя посадка эта и не была предусмотрена. Всем пассажирам велели оставить борт самолета. Объяснений не давали. Мороз здесь прямо кипел, для большинства парижанок, которые отправились в рейс в одних легоньких плащах и курточках, такой ночной мороз мог бы стать немалым испытанием, однако и при этих обстоятельствах они не теряли своего оптимизма, слышались шутки и смех, всех нас забавляло, когда девичьи нежные руки, нечаянно коснувшись металлической обшивки автобуса, отдергивались, как от огня, потому что настывший на морозе металл так и прихватывал. Со смехом и вскриками вскакивали наши попутчики в этот заледеневший, открытый нам навстречу автобус, который тут же и отправился от самолета.
Уже когда мы, неожиданные ночные транзитники, перекочевав в аэропорт и сгрудившись на втором этаже, на его застекленных галереях, ждали чаю, которого буфетчица все не хотела нам отпускать, учитывая позднее время, и что, смена ее кончается, и что у нас, перелетных, наверное, нет валюты, и что вообще позволения на этот чай, как нам показалось, надо испрашивать едва ли не у самого министра, — уже здесь, стоя с Заболотным в полумраке длинной, чуть освещенной галереи, смотрели мы сквозь ее стеклянную стену на темный холм нашего лайнера, маячившего недвижимо на краю ночного аэродромного поля, и перебрасывались догадками: почему возникла эта не предусмотренная графиком посадка? Оставленный пассажирами неизвестно насколько могучий наш лайнер словно ждал чего-то. Вскоре сквозь сумрак ночи в самолет по трапу стали подниматься тени людей со странными удилищами в руках, фигуры взбегали вверх друг за дружкой и хоть двигались на экране ночи фигуры силуэтные, однако и в своей силуэтности казались они решительными и озабоченными, — это в наш опустевший, холодом наполненный лайнер торопилась команда ребят, вооруженных миноискателями против того загадочного «тик-так»… Существовал он на самом деле или был только плодом больного воображения, — как бы там ни было, кому-то надлежит это проверить, — проверить, рискуя собственной жизнью…
