Казаки на предложение поработать толкачом сначала поворчали секунд десять, потом подумали и согласились, что пленных немцев использовать не нужно. По причине того, что если те разбегутся, то ловить их в темноте будет затруднительно. Поэтому германские автомобили при помощи русского мата довольно быстро переместились на новую парковку. Затем настал черед бочек с бензином. Одну мы оставили себе в запас на дорогу, остальные пять развезли на специальной тележке с притороченной к ручке помпой для розлива в канистры. Пять бочек на шесть самолетов делится замечательно! Развезли, поставили, с помощью ведер и канистр наполовину опорожнили — облили вражескую технику. Пленных за это время увели под конвоем за конюшню, пятерых гансов, неспособных идти самостоятельно, тащили под руки, всех своих отослал прятаться туда же. Остался один, отошел подальше, чтобы не закоптиться, в руках — трофейная ракетница. С первого выстрела не получилось, прицеливаемся получше и получаем то, что заказывали. Ослепительно белый шарик ракеты попадает в кузов ближайшего грузовика. Полыхнуло там неслабо, сразу занялись два самолета, через несколько секунд огонь перекинулся на остальные. Зрелище красивое, но небезопасное — взрывная волна от первой бочки сбила с ног. Так и поджариться недолго! Пока убегал, получил еще два толчка в спину, в двух метрах справа меня обогнал рваный кусок от бочки, после чего я очень горячо возблагодарил Господа за толику везения, данную мне свыше. Остальное веселье наблюдал уже из-за стены.
Вместе со всеми там присутствующими. Правда, эмоции были разными. Немцы настороженно и угрюмо смотрели на два гигантских костра в ночи. Связанные, безоружные, в одном белье, они выглядели жалко и беспомощно. Летчики выделялись среди них закопченными мордочками, да болтающимися на шее грязно-белыми шарфиками, которыми они пытались прикрыть лица во время пожара. Холуи-егери графа сидели на земле отдельной кучкой и выглядели не лучше пленных гансов. Их ближайшее будущее представлялось не совсем радужным, судя по испуганным взглядам, украдкой бросаемым на штабс-капитана… Зато казаки, их караулившие, смотрели на горящие самолеты с выражением лица художника, только что закончившего свой шедевр. Ко мне подошел Митяев:
— Командир, я в дополнение к дозору на дороге выставил пост. Не помешает. Вдруг кто-нибудь на огонек заскочит.
— Добро, Михалыч. Как там штабс-капитан? Жив?
— Живой, да только в ногах слабый. Он связанный два дня пролежал, ноги и затекли. Мы его водицей помалу отпаиваем. Просил, когда ты освободишься, к нему подойти.
