Я начал объяснять раненому, что ему не пришел еще срок делать эту действительно полезную операцию, что с нею нужно подождать по меньшей мере недели две.
— Значит, я буду лежать две недели без всякого лечения! Нет, это слишком долго. Я прошу вас — посмотрите меня сегодня и наложите швы. Я знаю, все обойдется хорошо, у меня здоровое тело.
Раненый так настойчиво просил и смотрел на врачей таким умоляющим взглядом, что я приказал взять его в перевязочную. Когда его несли вдоль длинного ряда кроватей, он вполголоса запел какую-то национальную песню. В ней слышалось ликование.
На бедре у матроса зияла свежая глубокая рана размером в две ладони. Осколок вырвал из ноги большой кусок кожи и мышц. Я переглянулся с хирургами. У нас явилась смелая мысль зашить эту рану, несмотря на то, что после ранения прошло только пять дней. В то время хирурги почти не делали таких операций.
— Давайте новокаин! — крикнул Столбовой. — Ханковцы должны быть новаторами медицины.
Накладывая швы, я волновался за судьбу раненого. Однако никаких осложнений не произошло. Через две недели повеселевший Атабаев, опираясь на палку, уже вышел греться на солнце, а еще через несколько дней Столбовой выписал его на острова. Перед уходом матрос пришел ко мне попрощаться и поблагодарить за лечение. На бронзовом лице его светилась ехидная усмешка, свидетельствовавшая о явном его медицинском превосходстве над нами, хирургами. После этого мы решили чаще пользоваться наложением вторичного шва.
Нам приходилось постоянно выдерживать упорную борьбу с гангутскими моряками, неудержимо стремившимися как можно скорее выписаться на переднюю линию обороны.
К концу августа стали появляться раненые по второму и даже по третьему разу. Они уже лежали в подвале и возвращались туда как свои люди.
Однажды девушки главной операционной решили послать подарки отряду капитана Гранина. В свободное время, запершись в своем кубрике, они стали вышивать носовые платки, упаковывать баночки с брусничным вареньем, мотать клубки крепких суровых ниток и собирать всевозможные мелочи, необходимые в тяжелой боевой обстановке.
Вера Левашова, худенькая девушка с ласковым и задумчивым лицом, достала где-то красивую зажигалку с двумя запасными камушками — вещи, волновавшие в то время воображение каждого краснофлотца. Она завернула свой подарок в кисет с табаком и бросила сверток в большой аптечный ящик, приготовленный для отправки на Хорсен.
— Как я завидую тебе, что ты посылаешь такую нужную вещь, — сказала ей Маруся, руководившая сбором подарков. — Ведь у них в отряде почти нет спичек. Мне рассказывали, что возле одного гранинца, который имеет увеличительное стекло, в солнечную погоду выстраивается целая очередь желающих закурить. Только, знаешь, я советую тебе приложить к посылке коротенькое письмо… небольшую дружескую записку. Так делают все.
