Поутру сонный Русинов отмахивался от взволнованного чем-то немчича, который держал в обеих руках извлеченный из сундучка прибор и убеждал купца повременить с отплытием, стращая его будто бы надвигающейся грозой. Встающее солнце освещало румяным светом спокойную и ровную гладь озера, утренний попутный ветерок обещал приятное и скорое плаванье. Русинов ждать не захотел, надеясь к полудню достичь устья Великой, распорядился выбирать якорную цепь и выводить струг из уютной бухты, укрытой с севера высоким утесом. Сам запретил гребцам песни петь и ушел в шатер на носу досыпать, поставив к рулю лучшего рулевого Веденея Тарутина. Вскоре лишь мачта поскрипывала под парусом, полным ветра, да журчала озерная вода у крепких бортов. Орндорф от завтрака отказался, разгрыз только черный сухарь, выпив кружку студеной родниковой воды, и ушел на корму, вглядываясь в серое марево на горизонте. Через три часа о корму разбилась первая волна.
Гроза налетела мгновенно. Спокойное доселе озеро вздыбилось громадными волнами. Солнце скрылось совершенно за черной тучей. Завеса дождя смешала небо и воду, рдяные ветки молний окружили тяжело нагруженное судно, превратившееся в скорлупку на бешено крутящихся волнах. Порывы ветра достигли такой силы, что парус убрать не успели: с третьим порывом оглушительно затрещала мачта и рухнула вместе с парусом за борт, едва не потопив струг. Вместе с Веденеем Тарутиным повис на руле немчич Иоганн Орндорф, стараясь удержать струг носом к волне. Упав на колени в залитом водою шатре, пытался молитвой умилостивить Илью-пророка купец Иван Русинов. Гроза миновала так же быстро, как и пришла. Но большие волны продолжали раскачивать судно, и густой туман внезапно заполнил все окрест, едва пробиваемый солнечными лучами, рисовавшими в его сплошном молоке причудливые радуги. Спокойным оставался один иноземец. Хоть и был он молод, а его слушались и незаметно для самих себя ему подчинялись. Распорядился он убрать обломки мачты, перевязать обрывками холста ушибы и царапины. По счастью, никого из людей не смыло за борт и не зашибло насмерть. Посоветовавшись с командой, решил не двигаться, покуда туман не сгонит, а принести на палубу двух поросят и привязать тут, дабы визгом своим упреждали нечаянный встречный струг или лодку от столкновения. Но хозяин уже пришел в себя и слышать не хотел о задержке. Приказал гребцам садиться на весла и двигаться вперед, не глядя на туман. Те нехотя согласились, поглядывая на Ягана, который вынул компас и карту и, поднося их близко к глазам, то и дело давал команды Тарутину.
