Видите мене, как я муж отраден,
Возрастом велик и умом изряден?
Ума излишком, аж негде девати,
Купи, кто хочет, а я рад продати!
В конце 1663 года Симеон Полоцкий опять в Москве, а через год его приближают ко двору, и он делается первым в истории России придворным поэтом. Царь русский услыхал от него то, что хотел услыхать: «Ты — солнце». Эти стихи прозвучали в Москве на несколько лет раньше, чем даже при дворе «короля-солнца» Людовика XIV. Мягкий и вкрадчиво-обходительный, Полоцкий, пользуясь покровительством Алексея Михайловича и преодолевая сопротивление и козни завистников, открывает свою школу в Заиконоспасском монастыре. Потом пишет устав академии для России. С его именем пришла культура Европы, Польши и Литвы, Украины и Белоруссии. Я изучал в сей раз наследие Полоцкого в Москве — оно огромно. История западная и античная хорошо выражена в его стихах, в них же — знания но географии, зоологии, минералогии. Был у него и школьный театр, и ныне он жив попечительством царя Петра. Сколько комедий было в нем поставлено! Полоцкий написал более тридцати тысяч стихотворных строк. О зверях и птицах, драгоценных камнях, разных людях. И всегда оставался педагогом, хорошим педагогом, а славословье в адрес царя ему можно простить. Он вводит в российское стихотворчество силлабическую поэзию: в строке одиннадцать или тринадцать слогов, ударение, длина слога не имеют значения. Васенька, вспомни, какую комедию написал Полоцкий?
— «Притча о блудном сыне», Яган Васильевич!
— Верно. А еще многие учебники, «Псалтырь рифмованную», «Жезл правления», «Орел российский» — книга, что вошла в сборник «Рифмолегион». Ну и, конечно, «Вертоград многоцветный» — стихотворную энциклопедию, назначенную для чтения читателю «благородному и богатому, худородному и нищему».
Сгустились лиловые тени сада. Прильнув к плечу учителя, сладко уснул маленький Никиша. Орндорф шепнул Васе:
— Сбегай, Васенька, за няней, пусть отведет в дом и уложит спать Никишу.
— Но я хочу еще слушать о Симеоне Полоцком, — просит Вася.
— Что ж, приходи, я буду тут, покуда не стемнеет. Ну, беги же!
Приходит нянька, ворчит, что дите совсем уморили ученьем своим, прежде, мол, и без ученья господа изрядны собою были. Но проснувшийся Никиша дает увести себя не прежде, чем получает уверенье, что братец с учителем поутру без него не уйдут в поле. И снова Вася рядом с наставником своим, слушает его рассказ. В тишине сада слышно, как звенит на перекате речная вода и трепещет крылышками за кустом мотылек. В конце аллеи белеют сквозь редкий сумрак две небольшие мраморные фигуры — еще прадед матушки Фетиньи привез их из немецкой земли. Статуи долго лежали в сарае, все не решались их выставить в саду, — местами мрамор потемнел, покрылся известняком, но еще видна была рука доброго мастера. Учитель указывает туда рукою, говорит Васе:
