Хитрость Масляного не принесла ему ничего хорошего. Когда Проныра прибежал в зал с плащом и яйцом в руках, крича о своей находке, странник выплеснул Бену в лицо свой недопитый эль, обнажил меч и распорол хозяина «Башки» от шеи до паха. Тут некоторые из посетителей тоже выхватили мечи и кинжалы, но все это были простолюдины, не рыцари, так что сир Рикард смог пробиться к выходу. Оставив яйцо, он схватил своего «сына», взял на конюшне лошадь и во весь опор поскакал к старому каменному мосту на южный берег Мандера. Он прошел немалый путь и был уверен, что всего в тридцати лигах – там, где лорд Хайтауэр стоял у Длинного Стола лагерем, – они будут в безопасности. Увы, эти тридцать лиг были все равно, что тридцать тысяч, ибо дорога через Мандер была перекрыта, а мост теперь принадлежал королеве Рейенире. Поднялся крик, и несколько всадников бросились в погоню за сиром Рикардом с криками «Убийца, предатель, душегуб!». Услышав эти крики, стража у подножия моста приказала сиру Торне остановиться. Он попытался прорваться через них: когда один из стражников схватил повод, рыцарь отрубил ему руку и поскакал дальше, однако стражники на южном берегу встали стеной. На сира Рикарда наступали с двух сторон; разъяренные люди кричали, размахивали мечами и топорами, тыкали в него копьями, а рыцарь гонял свою украденную лошадь по кругу, поворачивая то туда, то сюда и высматривая проход. Принц Мейелор, крича от страха, прижимался к нему.
В дело пошли арбалеты, они сира Рикарда и прикончили. Одна стрела пронзила ему руку, другая – шею. Рикард Торне испустил дух прямо там, на мосту. Его последние слова захлебнулись в крови, пузырившейся на губах. Он все прижимал к себе мальчика, которого поклялся защищать, покуда одна прачка по имени Ива-Колотушка не вырвала плачущего принца из его рук.
Убив рыцаря и схватив мальчика, толпа задумалась, что же им теперь делать с добычей. Некоторые припомнили, что королева Рейенира обещала большую награду тому, кто вернет мальчика, однако Королевская Гавань была далеко. Люди рассудили, что войско лорда Хайтауэра всяко поближе будет, – может, он еще и побольше заплатит. Когда кто-то спросил, одинаково ли заплатят за живого мальчика или за мертвого, Ива прижала принца к себе и заявила, что никому не позволит тронуть ее «сыночка» (Гриб рассказывает, что прачка была настоящей великаншей в дюжину пудов весом, притом полоумной; имя свое она заслужила, колотя одеждой по камням в реке так, что начисто выбивала из нее всю грязь). Тут, растолкав толпу, вперед вышел Проныра, покрытый кровью своего хозяина. Он заявил, что принц принадлежит ему: ведь это он нашел яйцо. Стрелок, который сразил сира Ричарда, тоже потребовал мальчика себе. Они кричали и толкали друг друга прямо над телом убитого рыцаря. На мосту было много народу, и неудивительно, что в нашем распоряжении оказалось множество противоречивых свидетельств того, что же случилось с Мейелором Таргариеном. Гриб говорит, что Колотушка так крепко стиснула мальчика, что сломала ему шею и раздавила его. Септон Евстахий, впрочем, прачку даже не упоминает. По его словам, городской мясник разрубил принца топориком на шесть частей, чтобы каждому из тех, кто заявлял на него свои права, досталось по куску. У Манкена же говорится, что толпа просто разорвала мальчика на части, и никаких имен великий мейстер в своем труде не указывает. Все, что известно наверняка, это то, что когда леди Касвелл и ее рыцари разогнали толпу, принц был уже мертв. По словам Гриба, ее милость, увидев мальчика, смертельно побледнела и сказала: «Теперь на нас падет проклятье божье». По ее приказу конюшонка Проныру и прачку повесили на центральном пролете моста, а вместе с ними вздернули и владельца лошади, украденной сиром Рикардом Торне, – ошибочно полагая, что он помог рыцарю бежать. Тело сира Рикарда, укутанное в его белый плащ, леди Касвелл отправила в Королевскую Гавань вместе с головой принца Мейелора, а драконье яйцо послала лорду Хайтауэру в Длинный Стол, надеясь смягчить его гнев.
